Инвестиционные идеи на рынке искусства. «Русские американцы». Джулс Олицки
ARTinvestment.RU   23 февраля 2009

ARTinvestment.RU представляет рассказ о русском художнике-эмигранте, который в 1960-х годах стал одной из главных арт-звезд в Соединенных Штатах

Сегодня Нью-Йорк считается центром мировой художественной жизни. Он как магнитом притягивает молодых амбициозных художников. Так было, впрочем, не всегда: до Второй мировой войны, когда моду на арт-сцене задавали преимущественно парижане, Нью-Йорк находился на периферии. Но с началом войны многие «первые лица» европейского модернизма перебрались именно туда — оставаться в своих странах им было опасно. Эти художники оказали огромное влияние на зарождавшуюся Нью-йоркскую школу, благодаря которой США вошли в число главных арт-держав мира.

Почти все самые известные представители Нью-йоркской школы были эмигрантами. Немало среди них было и выходцев из Российской империи. Так, Марк Ротко (Mark Rothko) родился в Латвии, Аршил Горки (Arshile Gorky) — в Армении, Луиза Невелсон (Louise Nevelson) — в Киеве, а Илья Болотовский (Ilya Bolotowsky) — в Санкт-Петербурге. Одним из самых известных «русско-американских» художников является Джулс Олицки (Jules Olitski) — создатель «цветовых полей», которому как-то даже довелось представлять Соединенные Штаты на Венецианской биеннале. О нем и пойдет речь в этой статье.

Настоящее имя Олицки — Йевел Демиковский. Он родился в 1922 году в местечке Сновск, том самом, где происходит действие знаменитого романа Анатолия Рыбакова «Тяжелый песок». Незадолго до его появления на свет отец Йевела был убит большевиками. Мать и бабушка будущего художника приняли решение эмигрировать в США и в 1923 году поселились в Нью-Йорке. Через три года мать снова вышла замуж. Ее супруг, Хайман Олицки (Hyman Olitsky) оказался омерзительным субъектом. Он и его сыновья от первого брака терроризировали маленького Джулса, били его и обзывали «слабоумным». Как-то художник признался в интервью, что в детстве часто чувствовал себя главным героем сказки о Золушке, где вместо отвратительной мачехи был отвратительный отчим. Единственным членом семьи, который поддерживал мальчика, была бабушка. Когда она умерла, юный Олицки погрузился в глубокую депрессию, выбраться из которой ему помогла живопись.

В начале 1930-х годов Олицки подрабатывал продавцом газет. Его шокировало то, что люди, покупавшие у него различные издания, часто игнорировали сообщения о разгорающемся в Европе Холокосте. По словам художника, большинство его знакомых были «приличными людьми», которые считали, что новости о притеснении евреев не имеют к ним никакого отношения. Они ничего не знали о евреях и частенько принимали юного Олицки за ирландца. «Почему все молчали по поводу Холокоста и ничего не делали, чтобы остановить его? — говорил позже в интервью художник. — Эта чудовищная тишина преследует меня всю жизнь». Отрицание простыми обывателями ужасов Холокоста нанесло ему глубокую душевную травму. Олицки всегда относился с большим почтением к еврейской культуре — многие из его абстрактных работ имеют ветхозаветные названия.

Но абстрактные работы были созданы много позже, а сейчас вернемся в начало тридцатых годов. Тогда Олицки часто прогуливал школу и слонялся по бруклинским окраинам, где в то время еще были птицефермы. Там он встретил другого выходца из России, Сэма Ротборта (Sam Rothbort), художника-любителя, который стал давать ему уроки живописи и научил печь черный хлеб. В 1935 году Ротборт отвел мальчика в художественную студию на Манхэттене. Закончив среднюю школу, Олицки получил стипендию на обучение в престижном институте Пратта, среди выпускников которого — известные художники Ева Хессе (Eva Hesse) и Эллсуорт Келли (Ellsworth Kelly). Он также поступил в нью-йоркскую Национальную академию дизайна.

После окончания обучения художник ушел в армию. Как он позже сказал в одном из интервью, армия привлекла его тем, что там можно было получить «заряд храбрости», необходимый для того, чтобы поквитаться с ненавистным отчимом. Но, вернувшись с войны, он с удивлением обнаружил, что желание убить тирана, отравившего ему детство, прошло. Благодаря льготам для демобилизованных Олицки сумел устроиться в школу преподавателем живописи. В 1949 году художник уехал в Париж и там познакомился с творчеством послевоенных французских модернистов — в частности, Жана Фотрье (Jean Fautrier) и Жана Дюбюффе (Jean Dubuffet). Он поступил в Академию на улице Гранд-Шомьер, а также посещал школу Осипа Цадкина (Ossip Zadkine). Олицки примкнул к кругу молодых американских художников, которые мечтали освободиться от условностей и открыть для живописи новые пути. Они, в частности, создавали многие свои произведения с завязанными глазами. В 1951 году Олицки показал свои полотна в стиле абстрактного экспрессионизма на выставке «Американцы в Париже», организованной Galerie Huit. Через некоторое время он вернулся в Нью-Йорк, где получил степень магистра искусств. Следующие несколько лет преподавал в различных американских университетах.

«Прорыв» Олицки на большую художественную сцену случился в 1958 году, довольно-таки поздно по сегодняшним арт-меркам — живописцу было тридцать шесть лет. Тогда он создавал в основном монохромные картины. Олицки долго пытался «пристроить» свои работы в какую-нибудь галерею, но дилеры неизменно отвечали ему отказом. В конце концов художник решил придумать интересную историю. Он начал рассказывать галеристам, что картины, которые он им предлагает, на самом деле написаны вымышленным художником Йевелом Демековым. Согласно легенде, Демекову пришлось бежать из Советского Союза из-за того, что Сталин запретил абстрактную живопись. Олицки говорил, что встретил Демекова в Париже, где тот поручил ему продать его произведения в Америке. Один арт-дилер, Александр Иолас (Alexander Iolas) настолько близко к сердцу воспринял и историю, и сами работы в столь романтическом ореоле, что предложил ему устроить выставку в своей галерее. Даже когда Иолас узнал, что никакого Йевела Демекова никогда не существовало и все картины написаны самим Олицки, он не расстроился — полотна были отличными. Благодаря выставке художника заметили критики.

В том же году состоялась судьбоносная для Олицки встреча. Он познакомился со знаменитым теоретиком абстрактного экспрессионизма Клементом Гринбергом (Clement Greenberg), которому обязан своей всемирной славой Джексон Поллок. Гринберг был горячим поклонником так называемой «живописи цветовых полей» (Color Field Painting), которую считал логичным продолжением поллоковской «живописи действия» (Action Painting). Самыми знаменитыми представителями этого течения в искусстве считаются Марк Ротко и Барнетт Ньюман (Barnett Newman). Творчество Олицки относят ко второй волне Color Field Painting, «постживописной абстракции», рождение которой связывают с появлением известной картины Хелен Франкенталер (Helen Frankenthaler) «Горы и море». Франкенталер придумала, как лишить картину всяких следов присутствия индивидуальности создавшего ее человека (идея, которую позже взяли на вооружение представители поп-арта и минимализма). Она начала разливать на холсте разведенные водой краски, которые растекались и образовывали причудливые пейзажи. Разбрызгивать краску начал еще Поллок, но по его работам видно, что создание их стоило художнику больших физических усилий, в то время как спокойные композиции Франкенталер как будто не имеют автора. По словам художницы, она хотела, чтобы зритель не видел на картине ее труда. Идеи Франкенталер взяли на вооружение многие художники — в частности, Моррис Луис (Morris Louis) и Кеннет Ноланд (Kenneth Noland). Картины-«мишени» последнего, наверное, стали самыми узнаваемыми произведениями второй волны абстрактного экспрессионизма. Эти работы, в отличие, например, от полотен Ротко, абсолютно «безличны» — они выглядят так, как будто их делали на заводе.

Для «обезличивания» своих произведений художники использовали разные техники. Олицки, например, стал наносить краску на холст с помощью пистолета-распылителя. Так ему удалось прийти к тому, что цвета на его полотнах органично перетекают один в другой. По словам Олицки, он хотел добиться иллюзии, что его картины — это «всего лишь напыления красок, которые застывают в воздухе». Благодаря таким работам художник стал знаменитым. В 1966 году Олицки, наряду с Франкенталер, Эллсуортом Келли и Роем Лихтенштейном (Roy Lichtenstein), представлял США на Венецианской биеннале. А в следующем году он удостоился первой персональной музейной выставки, которая прошла в Художественной галерее Коркорана в Вашингтоне. В 1969 году произведения Олицки экспонировались в нью-йоркском Музее Метрополитен. Эта экспозиция стала первой персональной выставкой живущего американского художника, устроенной этим престижнейшим культурным учреждением.

1960-е, без сомнения, были «временем Олицки». Прошли годы бедности и неустроенности, когда художник нередко прикладывался к бутылке. В 1960 году Олицки женился в третий раз. Его новая супруга, Кристина Горби (Kristina Gorby), помогла ему вылечиться от алкоголизма. Благодаря поддержке Гринберга художника засыпали предложениями дилеры, и цены на его картины резко выросли. Олицки был одним из самых плодовитых послевоенных художников — в мастерской он проводил целый день. Работал всегда с удовольствием, ибо живопись была его самой главной любовью. Олицки создавал громадные картины, которые покупали для того, чтобы украшать стены аэропортов, фойе крупных банков и лофтов «новых богачей».

В конце 1960-х Олицки стал создавать картины, больше напоминающие «классический» абстрактный экспрессионизм, чем «постживописную абстракцию». Он наносил краску на холст толстым слоем, с помощью швабр, автомобильных «дворников», резиновых валиков. В эпоху, когда самым прогрессивным искусством считалась «обезличенная» продукция Энди Уорхола (Andy Warhol) и минималистов, эти новшества были расценены критиками как повторение уже давно пройденного. Так Олицки вышел из моды. В 1973 году Музей изящных искусств Бостона устроил первую ретроспективу художника, которую все критики дружно обругали. Досталось и его новым скульптурам, которые он создал под влиянием своих друзей Дэвида Смита (David Smith) и Энтони Каро (Anthony Caro): Олицки обвинили в том, что он ворует идеи Ричарда Серры (Richard Serra), — и все потому, что его трехмерные творения тоже были огромных размеров и из ржавой стали.

В 1980-е годы мир снова заговорил об экспрессионизме, на этот раз — о мрачной фигуративной живописи, которую создавали молодые художники из Америки и Германии. Олицки и тут пришелся «не ко двору»: не обращая внимания на модные тренды, он продолжал писать абстрактные картины. В 1983 году с его именем был связан скандал: дилер Олицки во всеуслышание заявил, что его протеже гораздо лучший живописец, чем классик послевоенного авангарда Джаспер Джонс (Jasper Johns). Критики снова жестоко осмеяли творчество художника, в результате чего цены на его работы сильно упали.

Но Олицки продолжал идти своим путем. Критика его мало волновала: «Никто не просил меня становиться художником», — говорил он. Писать картины для него было так же естественно, как дышать. Даже несмотря на то, что крупные музеи перестали баловать его персональными выставками, он без устали экспериментировал, показывая новые работы в немногочисленных галереях. Самым главным поклонником Олицки оставался Клемент Гринберг, который до конца своих дней продолжал считать, что искусство будущего обязано быть абстрактным. В 1990 году он назвал Олицки «лучшим художником из живущих».

Когда Олицки было уже за 70, он незаметно перешел из категории «устаревших и немодных» художников в категорию «уважаемых классиков». В конце жизни он создавал полуабстрактные пейзажи и монотипы, которые почти всегда вызывали похвалы критиков. Художник нередко приезжал на открытие своих выставок, где общался с поклонниками своего творчества. Те, кому удалось познакомиться с Олицки, говорят, что он был очень харизматичным и добрым человеком с отличным чувством юмора.

В феврале 2007 года Джулса Олицки не стало. Он умер от рака в одном из онкологических центров Нью-Йорка. До последней минуты художник говорил о том, как ему хочется вернуться обратно в студию и работать, работать, работать…

Произведения Олицки входят в коллекции многих музеев, в числе которых нью-йоркские Музей современного искусства (МОМА), Музей Метрополитен и Музей Гуггенхайма, а также Институт искусств в Чикаго, Музей и сад скульптур Хиршхорна в Вашингтоне и Музей современного искусства в Сиднее. Его работы участвовали более чем в 150 выставках по всему миру.

Самой дорогой работой Олицки является картина Strip Heresy, проданная на нью-йоркском Christie’s в 1990 году за 327 тысяч долларов. Больше всего на рынке котируются его полотна, написанные в начале 1960-х, когда художник уже открыл для себя «живопись цветовых полей», но еще не изобрел свою технику нанесения красок на холст с помощью аэрозоля.

Материал подготовила Юлия Максимова

Источники: guardian.co.uk, independent.co.uk, washingtonpost.com, nytimes.com, myjewishlearning.com, artinvestment.ru