Избранные групповые выставки: выставка современных российских художников «Пейзаж» (1998, ГЦСИ, Плесский государственный музей пейзажной живописи, Плес, в рамках фестиваля искусств «Пушкин и современность»), Femininity’s redress (2003, The C.A.S.E. Museum of Contemporary Russian Art, Джерси-Сити, США), «Горизонты реальности» (2003, Museum van Hedendaagse Kunst, Антверпен, Бельгия)

Работы находятся в собраниях Государственного Русского музея (Санкт-Петербург), Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург), Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО Министерства культуры РФ (Москва), Государственного центра современного искусства (Москва), Новокузнецкого художественного музея (Новокузнецк), Нижнетагильского музея изобразительных искусств (Нижний Тагил), Орловского музея изобразительных искусств (Орел), Ставропольского областного музея изобразительного искусства (Ставрополь), Калининградского музея изобразительных искусств (Калининград), Дома-музея А.П. Чехова (Ялта), в коллекциях арт-медиа центра «TV-галерея» (Москва), Великого Герцога Люксембурга (Люксембург).

Нина Котёл. Прямая речь: Что же такое вещь? Как она живет, действует, как выстаивается диалог между мной и вещью, вещами? Их диалог друг с другом? Я констатирую другую реальность с любовью и любопытством.

Владимир Сальников. Прямая речь: Комментируя свои работы, Нина говорит, что вещи таинственны, что они не понятны ей. Становятся ли они понятнее ей в ходе и во время ее работы по их изображению? Накапливается ли в ее разуме, в ее словах или в ее произведениях какое-нибудь понимание? Сохраняется ли оно в прямоугольниках бумажных листов и натянутых на деревянные каркасы холстах?

В этих картинах вещи видятся нам сосредоточенными и замкнутыми на самих себе, непроницаемыми, но сохраняющими для нашего разума иллюзию какой-то предсказуемости. Расстояние между наблюдателем и предметом в картинах Нины Котёл значительно сокращено: вещи почти касаются нашей кожи, они уже находятся в ареале интимности, в который, как в пограничные воды, мы не готовы допустить кого попало. Мы отражаемся в них. Мы стараемся подмять их под себя, но они не безобидны, и на коже остаются царапины, их никогда не удается до конца рассмотреть, охватить, удержать, или использовать.

Каждая ее картина — попытка приручения вещей. Но, как видно, и после проведенной художницей переделки, вследствие вторичного одомашнивания, если это предметы домашнего обихода (очищенные от каких-то пугающих черт), они остаются до конца не освоенными. И если не «все равно в лес смотрят», то при каждой нашей попытке заглянуть в их «совсем человеческие глаза» мы обнаруживаем пустые и бессмысленные пространства, где мы всегда лишние.