Персона недели: Валерий Айзенберг. Роман с искусством
ARTinvestment.RU   18 февраля 2020

Живописец, литератор, критик, акционист, прошедший путь от экспрессии до концепта, объединенных мощным интеллектуальным началом, сохранившимся на протяжении всей его творческой жизни

31 января 2020 не стало художника, литератора, акциониста и основателя программы ESCAPE Валерия Харитоновича Айзенберга.

Его жизнь прошла под знаком постоянного движения не только в искусстве, но и в пространстве — между Москвой, Нью-Йорком и Тель-Авивом. Сам художник говорил, что ему «живется» там, где получается творить и работать в данный момент.

В 2017 году его большая (более 100 работ) ретроспектива «Migratio» («Миграция») показала постоянный процесс перевоплощения, смены мест и направлений — саму суть творческого и жизненного пути художника. Айзенберг занимался экспрессивной и концептуальной живописью, фотографией, видео, делал перформансы, писал тексты об искусстве и прозу, участвовал в общественной культурной жизни.

Валерий Айзенберг родился 9 сентября 1947 года в городе Бахмаче, под Черниговом. Окончил Харьковский политехнический институт (1971), работал инженером, начал заниматься искусством, в 1984 приехал в Москву в ранге живописца-экспрессиониста и за несколько перестроечных лет прошел путь от экспрессионизма до концептуализма, которые вполне естественно уживались в его раннем творчестве: «… нельзя сравнивать концептуализм с экспрессионизмом — там есть исповедь, надрыв души, когда художник предельно себя выражает. Но в московском концептуализме есть некая исповедальность, даже некая эмоциональность, просто не проявленная криком». Ранние работы Айзенберга — «Бахурим» (1979), «Адам и Ева» (1979), «Сретенье» (1987) — действительно носят исповедальный характер, в них проступает связь с традицией восточнохристианского искусства. На следующем этапе своего творчества, в 1980-х, в нем возобладала спонтанная экспрессия, передающая городские впечатление, что отражено в его пейзажных работах «Красные ворота» (1985), «7 ноября» (1985).

Ближе к концу 1980-х в его работах передача образа постепенно сменяется выражением актуальных идей, меняется набор живописных средств, усиливается подчеркнутая знаковость структуры, близость к геометрическим тенденциям («Торо-1», «Империализм»). Самый конец 1980-х знаменуется появлением полностью концептуальных работ, наполненных знаками, символами, текстом («Сугробы»). От былой экспрессии остается разве что цвет…

С началом 1990-х начинается «внеживописный» период: важнее всего для художника становится высказывание, моментальная актуальность жеста. Но масло для этого не подходит, нужен новый инструмент, позволяющий фиксировать поток сознания, — акварель, гуашь, видео, инсталляция. Появляется свободное пространство для осуществления замыслов. «В то время меня волновали состояния природы; на этюдах я так переживал, что цветовые отношения вызывали у меня на языке вкусовые ощущения (слюна становилась то сладкой, то кислой, то соленой)».

Так, в серии акварельных работ «Весенняя лихорадка» он пытается передать свою вариацию одноименной картины Рокуэлла Кента (одной из своих любимых вещей раннего творческого периода), свое ощущение Весны в природе и в человеческом обществе: «В “Весенней лихорадке” счастливо соединились природные явления и душевные переживания, она вызывала у меня нервозность, нетерпение, возбуждение… единственное, что меня напрягало в этой картине — это лошади. Они топчут землю. Обычно топот немного раздражает. И в своих работах я обратился к бесшумным животным — гусеницам, личинкам, коконам, шмелям, бабочкам, жукам — они лишь касаются земли. Меня заинтересовали мелочи, невидимые связи, то, что формирует непрерывность жизни, жизненный порыв (по Анри Бергсону).

Также бесшумны и бестелесны мифологические персонажи, разные древние сущности, время от времени принимающие разные формы, часто гибридные» (источник: krokingallery.com).

Вскоре в его мастерской появилось некое пространство для художников, где проходили выставки и акции. Смешение жанров и направлений получило авторское название «программа Escape», а вскоре так стали называть и группу, ядро которой, помимо самого Валерия Айзенберга, составили его более юные коллеги Антон Литвин, Лиза Морозова, Богдан Мамонов. В этом, конечно, был вызов — против монополизации искусства галеристами, кураторами и арт-критиками, перенос акцента на художника как движущую силу искусства. Даже название программы — Escape — подразумевало уход, буквально побег от стандартов к личному высказыванию отдельного автора.

Работы начала 2000-х зачастую представляли собой инсталляционный или видео-ребус, который невозможно разгадать без объяснений автора… (например, инсталляция «Глаз»). При этом Айзенберг был убежден, что важнее всего восприятие, и даже отношение самого художника зачастую менее важно, чем отношение к работе некоего идеального зрителя. Весь вопрос в том, существует ли этот идеальный зритель, который действительно понимает, что выражает художник. Особенно если автор уже не может сообщить нам ключ для толкования…

Алексей Смирнов, специально для AI