AI разбирает художественные и документальные фильмы, частично или полностью посвященные рынку искусства

•  
  Иллюстрация создана ИИ-моделью DALL-E 3 по запросу ARTinvestment.RU

Оригинальное название: Le tableau volé

Русское название:«Украденная картина» (2024)

Производство: Франция

Режиссер: Паскаль Боницер

Бюджет: неизвестен

Сборы в мировом прокате: $2,7 млн

Есть фильмы, в которых арт-рынок исполняет роль интерьера — веселого («Большие глаза») или мрачного («Лучшее предложение»); есть фильмы, где он выступает в образе главного злодея («Бархатная бензопила») или вовсе отсутствует, уступая кадр некоммерческому старшему брату — миру искусства («Полночь в Париже»). Эти фильмы объединяет одно: без искусства в сюжете состояться в качестве знаковых картин им было бы не намного сложнее.

Лента 2024 года (европейская премьера состоялась в марте, в русском переводе на стриминговых платформах — в ноябре) «Украденная картина» выбивается из этого списка: это социальная драма, объединяющая в сюжете отношения отцов и детей, людей из рабочего класса и аристократии, субординацию в рабочем коллективе и столкновения непохожих характеров. Тем не менее, убери из сценария произведение искусства как предмет наследственного спора, и картина распадется: каждая сюжетная линия, включая второстепенные, немыслима вне художественного поля.

При этом достоверность арт-рыночных перипетий передана создателями фильма на высочайшем уровне, с серьезной проработкой деталей — пожалуй, это самый правдивый фильм о коммерческой стороне искусства. А вот название — «Украденная картина» (что в оригинале, что в переводе) — выбирали явно с целью привлечь зрителя в кинозалы: в кадре никто ничего не похищает; разве что зрительское внимание на последующие полтора часа. Но обо всем по порядку.

Начнем с сюжета. В ведущем парижском аукционом доме с выдуманным названием Scotties исполнительным директором служит карьерист Андре Массон, пределом мечтаний которого является возможность рассматривать по утрам коллекцию наручных часов — прежде чем выбирать, какие подойдут к сегодняшнему дорогому костюму. Фамилия главного героя (с французского — каменщик) не случайна: Андре незримо стоит за успехом Scotties, однако публичную благодарность принимают вышестоящие персоны: злопамятный президент-индус и мудрейший глава правления — француз. Тем временем в приграничном городке Мюлузе (тот самом, где находится ужасно неудобный аэропорт Базеля, через который никто не летает) молодой рабочий химического предприятия покупает неприглядную квартиру с горой старинной рухляди, среди которой отыскивается неброский натюрморт в серо-зеленых тонах. Судьба подкидывает Массону шанс сделать серьезный карьерный рывок: если картина окажется подлинником Эгона Шиле и молодой владелец согласится продать ее через Scotties, это будет несомненным успехом аукционного дома, первооткрывателя и продавца, и Андре непременно повысят (до уровня индуса, надо полагать).

Подвох с работой, естественно, будет, и связан далеко не с аутентичностью: натюрморт «Подсолнухи» Шиле (переосмысление творчества Ван Гога, о чем вполне детально расскажут в фильме) окажется реквизированным в 1939 году нацистами у еврейской семьи, наследники которой в большом количестве проживают в США (как водится, окруженные еще бóльшим количеством посредников и адвокатов). Перед молодым владельцем из рабочего квартала, среди активов которого есть лишь химзащита и гитара, встанет вопрос: отдавать или нет; перед американскими наследниками — продать скрыто или публично; перед Андре Массоном — закрыть сделку дорого или пойти на поводу у вероломно занижающих цену коллекционеров.

Французские кинематографисты — мастера деталей; а по части арт-рынка в «Украденной картине» таковых предостаточно. Начиная от диалогов и декораций и до актерской игры в мизансценах — все продуманно и несет определенный смысл и ценность. Сцены в офисе Scotties можно ставить на паузу и рассматривать детали: книги на столах, афиши прошлых торгов, канцелярские наборы играют свои мини-роли, замечательно дополняя общее настроение фильма. А сцена на книжном аукционе — просто шедевр! Филигранная режиссерская работа с актерами эпизода: в кадре десятки человек, но каждый обладает собственным психологическим портретом и знает, какую эмоцию нужно сыграть в данный момент. Типажи коллекционеров подобраны со знанием дела; видно, что консультанты ленты перенесли на экран свой недюжинный опыт работы на арт-рынке. Сам же режиссер фильма — 78-летний Паскаль Боницер — за пределами Франции киноработами пока зрителей не радовал. Главная же неожиданность состава творческой группы — приглашение композитором космополитичного россиянина Алексея Айги («Страна глухих», «Первый Оскар», «Дикое поле» и множество других работ).

Отдельно остановимся на диалогах. В большинстве фильмов об арт-рынке создатели картины стремятся насытить завязку ускоренным «погружением зрителя в мир искусства» — словно аквалангиста с привязанным к ногам грузом. Наполняя первые десять минут профессиональными терминами и «инсайдерскими» откровениями, намекая на близость съемочной группы к арт-тайнам, в дальнейшем рыночной экзотикой подобные фильмы зрителя практически не балуют. Первые минуты «Украденной картины» оставляют такое же впечатление: мы видим диалог слепой вдовы с аукционистом, которого она вызвала для оформления продажи коллекции. Неподготовленному зрителю кажется, что разговор о рыночной стороне искусства перетекает в социальную плоскость («Коллекцию я продаю, чтобы она не досталась дочке. У нее ветер в голове — думает лишь о том, как бы переспать с черными»; «Сопротивление и развитие — вот что такое жизнь»). Тем не менее из подобных деталей и состоит работа функционера арт-рынка — в самом неподдельном своем проявлении. И далее, с каждой новой сценой, фильм добавляет в копилку зрительской арт-образованности новые рыночные детали, умело смешивая их с общечеловеческими вопросами.

Кстати сказать, привычных для Запада современных общественных трендов (расового, а также гендерного и всех прочих) создатели фильма чуть коснулись в единственной фразе слепой вдовы и дальше первой сцены их не пустили, решив обойтись без социальных, политических и прочих модных приправ к основному сюжету, так что фильм довольно консервативен. Это не радует или раздражает — это удивляет: все-таки, фильм французского производства, причем создан был до начала активизации праворадикальных настроений в стране триколора. Самой же удачной шуткой картины, раскрывающей арт-рынок во всей красе, можно считать обмен фразами: «Мы правда ожидаем <на торгах> Самсона Кернера из Фонда Кернера? Я думала, он умер. — Он воскрес, когда узнал, что мы нашли подлинник Шиле!»

Похвалив художественную часть, ее же немного и покритикуем. Замечательный совет маститого аукциониста девушке-стажеру — «Используй рабочий перерыв с пользой: потренируй глаз в музее или галерее» — следовало бы сопроводить предложением, раскрывающим ценность сказанного. Например: «Насмотренность — очень полезная штука в нашей работе». Второй пример: во фразе о важности предаукционных выставок — «Нам нужно продвигать картину, чтобы крупные инвесторы проявили интерес» — слово «инвесторы» правильнее было бы заменить на «коллекционеры» (даже при том, что сегодняшний коллекционер почти всегда инвестор). Не удержались сценаристы и от главного соблазна фильмов об аукционных домах — того самого «Раз, два, три — продано!» (в ведущих компаниях счет не ведется: велик риск, что покупатели в зале примут «миллион раз, миллион два, миллион три» за стоимость последней ставки — и торги можно начинать заново). Наконец, заявление аукциониста «И в качестве кульминации аукциона представляем главную работу вечера» — говорит от том, что сценарист (или режиссер) не внял советам арт-консультантов, и для усиления драматизма сюжета переставил главный лот торгов в конец аукциона. Как мы знаем, топ-предметы продаются в диапазоне от первой трети до половины каталога торгов — иначе внимание покупателей рассеется вместе с приготовленными деньгами. Последний момент, который не мешало бы (да поздно!) поправить, касается невнятного акцента на вопросах экспертизы искусства: за кадром она, несомненно, произошла, однако для зрителя ограничилась фиксацией подлинности «на глаз» аукционистами, к тому же пришедшими в полутемное помещение.

Тем не менее повторимся: «Украденная картина» — один из лучших фильмов о рынке искусства в плане достоверности и художественной подачи. В нем нет головокружительных похищений, как в «Афере Томаса Крауна», или потайной комнаты-сейфа топ-менеджера аукциона, как в «Лучшем предложении», — зрителю просто показывают рядовой случай из жизни публичного рынка; зато максимально детально и правдиво (пожалуй, за исключением готовности наследников отдать часть с продажи бедному парню, нашедшему работу). И даже путь Андре Массона, завершающийся желанием покинуть аукционный дом после повышения по службе, продать коллекцию наручных часов и начать самостоятельную карьеру, максимально соответствует правде: мы знаем, что все успешные галеристы (за исключением тех, кто получил галереи в наследство от родителей) когда-то были аукционистами, то есть перешли на «вольные хлеба» с наработанной базой продавцов и покупателей.

Впрочем, дуга характера главного героя фильма остается закрытой со знаком «плюс» лишь для тех, кто пока не знаком с арт-рынком. Судя по тому, что Андре продолжает принимать предложения о продажах на телефон, никакую галерею он не открыл, а стал работать арт-дилером в сером рыночном поле (другими словами, не перешел на первичный рынок, а стал конкурентом рынку вторичному — своим же прошлым работодателям). И использует он, скорее всего, мессенджер Signal, в непогрешимости (в плане раскрытия данных) которого почему-то до сих пор убеждены большинство «серых» арт-дилеров.

Таким образом, если следовать законам мира искусства, никакого внутреннего изменения герой не претерпел — а его желание покончить с прошлым означало намерение пополнить коллекцию наручных часов и спортивных авто новыми экспонатами. Но уже — не под начальством индуса, а посредством сделок через Signal.

Какая правда вам ближе, признайтесь: художественная или жизненная?

Зина Фандéлина, AI