В начале 2010 года Нью-йоркский музей современного искусства (MoMA) предложил посетителям игру. Выдаваемые на входе карточки с напечатанным текстом «I visited MoMA and…» («Я посетил MoMA и…») предлагалось дополнить своими эмоциями и впечатлениями — и опустить в ящик на выходе. Одно такое послание заставило музей серьезно задуматься. «Я страшно разочарована. Придя в MoMA, я не нашла там динозавра — только гардероб, два фонтана и какой-то мусор. Эх вы, а еще зоветесь музеем…» — написала 9-летняя Аннабель. Музей принял детское замечание во внимание и решил отреагировать. Не подумайте только, что итогом стала новая образовательная программа для объяснения детям сути современного искусства. MoMA увидел проблему Аннабель в другом — в неоправданных ожиданиях своей аудитории — и стал продавать игрушечные скелеты динозавров в своем музейном магазине. Руководство музея осознало: те, кто переступают их порог, обязаны получить то, за чем пришли. Даже если пришли за динозавром.

Прошло 10 лет, Аннабель выросла, и посетители ее поколения стали требовать от музеев, чтобы скелеты динозавров были выставлены в музеях в равном количестве — мужские и женские. А еще спустя пару месяцев пришла пандемия, и закрыть свои двери для посетителей или полностью прекратить работу были вынуждены более 85 тыс. музеев или около 90 % всех мировых музейных учреждений. Причем, в отличие от коммерческого рынка искусства, где оборотный фонд галереи могли временно перевезти на склад, сдав физические пространства арендодателям, и активно продолжать торговлю в приватном поле, музеи такой возможности оказались лишены — они были обязаны поддерживать физические пространства, одновременно исполняющие роль и хранилищ, и исследовательских институтов, и демонстрационных залов.

Незащищенность музеев по время пандемии спровоцировала Андраша Санто, американского культуролога венгерского происхождения, на молниеносное создание материала в помощь музейным институциям. В отличие от первой его книги — 700-страничного учебника по организации работы музея «Руководство по музейному планированию» (2012) — вышедшее под конец 2020 года издание является сборником из 28 интервью с музейными директорами и кураторами. «Будущее музея: 28 диалогов» по форме идентично другому бестселлеру — книге «Краткая история кураторства» Ханса Ульриха Обриста. Кстати сказать, швейцарский куратор тоже стал одним из респондентов «Будущего музея». Его раздел «Экология и медленное программирование», обращенный к культуре замедления ритма жизни, своим названием как нельзя лучше передает кураторский подход самого Обриста, на последние 15 лет замедлившего свою жизнь в некоммерческой Serpentine Gallery на хорошей зарплате в центре Лондона.

Другие интервью получились куда более информативными и живыми. В частности, директор «Гаража» Антон Белов рассказал о роли образовательных проектов, превративших музей современного искусства в университетский кампус; Суханя Раффель, исполнительный директор гонконгского музея М+, любимой институции швейцарского коллекционера Ули Сигга, поведала о значимости локации музея (что особенно актуально для Гонконга, где в силу исторических причин Восток и Запад одинаково влиятельны), а основатель приложения Acute Art Даниэль Бирнбаум, год назад запустивший KAWS в виртуальный космос, обобщил главные наработки в области технологий. Остальные 24 интервью можно систематизировать по направлениям: политика и музейная деятельность, преимущества и недостатки регионального музея и взгляд в будущее. В последнем вопросе, кстати, преуспели нейтральные от бремени страстей человеческих страны — Япония, Швейцария и Австралия.

Возвращаясь к девочке Аннабель, не нашедшей в МоМА заветного скелета. Если 10 лет назад ее прогулку в музей можно было назвать «Аннабель в Стране Чудес», а сегодняшний визит — «Аннабель в Зазеркалье», то будущее музея и то, каким его увидят посетители еще, скажем, через десять лет, возможно, кроется среди 28 диалогов Андраша Санто.

Денис Белькевич, AI