Художник, использующий постмодернистское цитирование как инструмент для осмысления места современной живописи в художественной истории

Этап становления Виктора Сидоровича Крапошина как художника пришелся на 1970-е годы. Крапошин, безусловно, семидесятник — его работы окутаны тем же ореолом стремления к внутренней свободе, проникнуты тем же самым желанием создать особое духовное пространство, что читаются в работах его современников. Художественной среде семидесятых, подготовленной достижениями трагически-героической живописи «оттепели», был весьма свойствен вопрос о своем месте в истории искусства, связанный с четким осознанием исключительности своего поколения. На помощь им приходит постмодернистское цитирование, которое предлагает знатоку увлечься разгадыванием многочисленных отсылок, а незаинтересованному в загадках зрителю насладиться эстетическими качествами произведения. Во всех случаях индивидуальное обращение к визуальному наследию различных периодов обусловлено, конечно, не только неким поиском идентичности, но и просто живым интересом к надолго забытым в советском искусстве образам, к примеру религиозным, которые художники активно интерпретируют в своих работах.

В этом смысле творческий метод Виктора Крапошина не исключение, он основан на цитате. В его художественной реальности смешиваются Раннее Возрождение и Ars nova, Брейгель и Босх, сюрреализм и метафизическая живопись 1920–30-х годов. Персонажи Крапошина, очень специфические и узнаваемые реальные типажи, помещаются в непривычный контекст истории искусства, мотивы из которой заставляют их играть несвойственные им роли. За приземленными на первый взгляд сюжетами художника проглядывают вечные темы, «упакованные» в причудливую, иногда даже шокирующую обертку, по колористическому решению часто отсылающую к раннему ренессансу — каким он считывается, к примеру, в живописи Дмитрия Жилинского.

«Предметная, с подробными деталями, ясная живопись особенно привлекает меня. Набор тем, как мне кажется, стандартный для любого человека искусства: Жизнь, Любовь, Время, Смерть, Сбывшееся и Несбывшееся, Страх и Надежда. Главная моя задача (и не только моя) — найти свой язык для отображения настоящего времени и всего, что прошло через меня; того, что было когда-то настоящим, а теперь — прошлое» (Виктор Крапошин).

Кажется, что художник относится к своим героям одновременно с критической иронией и глубокой серьезностью. Ваза и плюющий в нее довольно-таки маргинального вида прохожий, составляют комичный контраст между двумя несовместимым образами, но вместе с тем заставляют сработать прямую ассоциацию, которая возносит действие и позу персонажа к известному античному мотиву — «Последствия симпосия» с килика вазописца Брига. Умело расставляя классицистические декорации во дворах Москвы, Крапошин превращает столицу в удивительное место пересечения прошлого и будущего, а в городских жителях зашифровывает аллюзии на персонажей произведений из широкого спектра изобразительных традиций. Нередко именно на этой напряженности между будничным и «идеальным» строится образный ряд в произведениях художника. Цитата у Крапошина не только оформляет особую метафизическую художественную реальность, созданную автором, но, действуя в обоих направлениях, трансформирует запечатленную им современную действительность, помещает ее в русло непрерывно развивающейся истории искусства. Таким образом, творчество художника вписывается не только в проблематику постмодерна, но и через нее вступает в диалог со всей мировой художественной культурой.

Патриция Семенюк, AI