В нашей новой рубрике мы будем разбирать художественные и документальные фильмы, частично или полностью посвященные рынку искусства

«Бархатная бензопила» (Оригинальное название: VelvetBuzsaw)
Режиссер: Дэн Гилрой
год выхода: 2019
113 мин.
кинокомпания: Netflix, США

•  
  Источник: screenrant.com

По давнему голливудскому обычаю киносценарий пишут минимум три человека. Первый определяет повествование, второй прописывает диалоги, третий отвечает за связность сцен и следование заветам Аристотеля. При разработке блокбастера команда сценаристов расширяется до десяти: добавляются те, кто отвечает за юмор в кадре, бриколажные (неожиданные для зрителя) повороты, размещение коммерческих брендов в кадре и соблюдение корпоративной политики компании-прокатчика, толерантности и других шероховатостей современного общества. Авторское кино, где режиссер выступает и автором сценария, — это совершенно другая история. Вышедший в 2019 году на Netflix фильм «Бархатная Бензопила» именно из этой серии.

Сценарий фильма содержит массу инсайдерской информации, связанной с внутренней кухней арт-рынка. Для такой тонкой работы был приглашен консультант Дэвид Хандли — независимый выставочный куратор LACMA, Музея искусства округа Лос-Анджелес. Однако в соцсетях Дэвид подтвердил свою причастность лишь к созданным для фильма картинам и объектам — к слову, таковых набралось более сотни. Стало быть, инсайд предоставил кто-то другой. Впрочем личность этого человека не важна — гораздо интереснее отслеживать точечные характеристики рынка на протяжении фильма. Чем и займемся, предварительно посмотрев фильм в оригинале на Netflix и для сравнения — в русском переводе.

Сюжет, по классике успешного кино, умещается в одну фразу: ожившие картины убивают владельцев. Это не спойлер, зритель этого ожидал: ранее сюжет полностью пересказал ему трейлер. Полная версия фильма копает несколько глубже: оказывается, картины убивают не всех, а лишь тех, кто предал «чистое искусства» в угоду коммерческим отношениям. За нож берутся не только полотна, написанные маниакальным художником собственной кровью, — к ним на помощь приходят вообще все арт-объекты в поле зрения героев.

Собственно, на этом описание сюжета заканчивается. Разве что можно перечислить звезд актерского состава: Джейк Джилленхол (влиятельный и неподкупный арт-критик, заработавший право искренне хвалить или ненавидеть предлагаемое для рецензии искусство; естественно, гомосексуалист), Джон Малкович (в прошлом звезда современного искусства, потерявший талант и вдохновение после отказа от алкоголя), Рене Руссо (ранее игравшая эксперта по подделкам в «Афере Томаса Крауна», а теперь — алчного галериста; возможно, это намек режиссера на судьбу героини, некогда боровшейся за «чистое искусство»).

Все, кто работает на финансовое благо рынка искусства, непременно улыбнутся, увидев в исполнении актеров до невозможности четкие портреты:

— Известного художника, потерявшего вдохновение после отказа от спиртного и начавшего пить снова, едва увидев картины конкурента (ключевая фраза героя: «Идеи приходят, но сразу же убивают сами себя. Здесь <в мастерской> у меня бойня»);

— Бездомного художника с улицы, который возвращается к прежней жизни, не захотев принимать правила рынка («А он молодец», — нехотя признает галерист, потерявшая с ним время и деньги);

— Владелицы галереи — несостоявшейся художницы, вымещающей обиду на окружающих (ключевая фраза героя: «Мой путь — из анархистки в законодательницы вкусов!»);

— Девочки-стажера, которая по очереди сменила работу во всех крупнейших галереях в городе, каждый раз переходя на новую работу с секретами старой;

— Неподкупного арт-критика, сводящего счеты с художниками исключительно по личным мотивам («Я что, должен наплевать на эстетику? Шептать правду? Мир тогда стал бы очень унылым»);

— Неизвестного ранее умершего художника, у которого внезапно оказываются тысячи созданных работ (как не провести параллели с потомственным коллекционером из Мюнхена. Тот, правда, искусство не создавал, а хранил. Американские же кинокритики придерживаются мнения, что в основу положена история чикагского художника Генри Дарджера, оставившего после смерти более 1,5 тыс. неизвестных публике работ);

— Разнорабочего галереи, в прошлом художника. Естественно, имеющего собственное мнение по любому эстетическому поводу, зачастую отпугивающего покупателей (Ключевая фраза героя: «Я делал для самого Бандини бегемота в овсяных колечках. Я тот, кто клеил эти колечки!»);

— Инсталляции «Робобомж», не нашедшей покупателя на очередной ярмарке (ключевая фраза арт-дилера, продающего работу: «Твоя рецензия убила ее! Работу не купили, и теперь она пылится на складе»).

Примечательны и секундные эпизоды — веяния последнего времени: выставка стрит-арта, обрамленного в рамы и развешенного на стенах для продажи; группа китайских коллекционеров с арт-консультантом у входа на Art Basel; селфи на фоне бездумной, но яркой инсталляции при входе на ярмарку; одинаковые мелодии на телефонах у всех галеристов, занимающихся современным искусством; спортивная площадка детского сада, выигравшая первую художественную премию за кураторский подход; школьники, принявшие труп с кровью за инсталляцию и с интересом макающие в нее свою обувь.

Отдельного упоминания заслуживают и некоторые диалоги:

— Простите, но в списке First Choice (карта, дающая право прохода на 4 часа раньше остальных. — AI.) вас нет.

— Это безобразие! Мы ведь недавно купили Ultra World Шогана в Нью-Йорке!

(о несправедливости в мире искусства)

— Наши вложения не оправдаются.

— Не забывайте по налоговый стимул!

(о благородной природе меценатства)

— Я не вижу в этом ничего нового.

— Ничего нового нет с тех пор, как кто-то потребовал кость за просмотр пещерных рисунков!

(об истоках арт-рынка)

— Извините, эти места только для родственников и друзей.

— Джон начинал в моей галерее, так что где еще мне сидеть?

(о правильном позиционировании на чужих похоронах)

— Зачем нам выводить бóльшую часть работ из оборота?

— Пирс тоже не выставляет все свои алмазы сразу. Иначе бы они стоили как стекло.

(о регулируемом извне, не по учебнику Адама Смита, балансе спроса и предложения)

— Мне предложили стать частным арт-консультантом. Не могу сказать кто, но теперь я смогу себе позволить прекрасную машину и сад!

(об уровне доходов 0,7 % всех деятелей арт-рынка)

— Я предлагаю <арт-критику> щедрое вознаграждение за любую наводку в области недооцененного — до рецензии, конечно — искусства.

(о продуктивной роли арт-критики)

— Я отдам двух Дизов, если ты купишь три картины Дамлиша на его выставке.

— А если моему клиенту не нужен Дамлиш?

— Ты ведь арт-консультант, проконсультируй!

(о сути работы некоторых арт-консультантов)

— Что это?

— Это — эмоции без лишнего мусора.

— В чем здесь суть?

— В ваших чувствах.

— Ах, вот оно что!

(об искусстве убеждения покупателя)

— Это искусство рассчитано на площадку, где есть все технические средства!

— Да, лишь бы привлечь внимание…

(о разнице между лирикой и цинизмом в оценке предметов искусства)

— В нашем музее нет места для этой выставки!

— Подвиньте ваш «Пенис коня» или «Алмазную вагину». Или вставьте одну выставку внутрь другой.

(о том, что в музеях всегда есть свободные места)

— Лилит ван Ламдингем завоевывает мир революционными звуковыми шоу. Она получила премию Нам Джун Пайка. Ее новая работа — «Усатый кит».

(о том, что если художник не азиат, а в его имени больше двух слов и всякие приставки, то присмотритесь к нему внимательнее перед сделкой)

— В наше время известность — одна из форм искусства.

(о настоящем и обозримом будущем арт-рынка)

Бородатая шутка в фильме лишь одна: мешки с мусором в мастерской художника, принятые посетителем за шедевр. Но на фоне других смысловых бриллиантов мы сделаем вид, что этого не заметили. Однако, и это касается русского перевода, в фильме есть пара досадных ошибок. Например, ярмарка Art Basel названа выставкой. Мы понимаем, что существуют нормы перевода с заменой профессиональных понятий общепринятыми, для лучшего усвоения аудиторией. Однако люди, которые называют ярмарку выставкой, как правило, не думают, что на ней можно покупать. «Большеформатные картины» —следующий укол переводчиков — уже прочно укоренились в нашей арт-журналистике, с этим ничего не поделаешь. Тем не менее полезно знать, что термин этот пришел из печатного дела. Чтобы не отягощать уши фразой «картины большого формата», переводчикам лучше было бы сказать «крупноформатные». С арт-финансовой точки зрения самый страшный урон нанесла фраза, обращенная к художнику: «Не волнуйся, наши аналитики с максимальной точностью посчитают твою стоимость» (в оригинале — maximize deal flow and global demand). Теперь в сознании зрителя может отложиться, что стоимость художника определяет не рынок, а некие аналитики, причем делают это с разной степенью точности. В то время как в оригинале речь шла о прогнозировании капитализации художника и ее основных маркеров: потока сделок и глобального спроса.

Поскольку согласование всех реальных названий и имен фигурантов арт-рынка могло занять годы, создатели фильма просто переписали его историю заново, создав не только вымышленные галереи и художников, но и сами работы (более 100 предметов искусства, появившихся в кадре). Реальное название в фильме лишь одно — Art Basel, но оно ничем не скомпрометировано, абсолютно заслуженно выставлено центром мирового арт-рынка. Отдельное спасибо создателям фильма за достроенный в 3D павильон Convention Centre в Майами-Бич, на момент съемок находившийся в строительных лесах. Баннеры в самом модном цвете 2017 года (Kale, цвет кудрявой капусты) — очередной незаметный штрих детальнейшей проработки художников картины.

Однако с главным посылом — «искусство нельзя предавать деньгами» — есть небольшая проблема. Потому как, если вы читаете эти строки на нашем сайте, значит, вы как минимум уже задумались о его коммерческой стороне.

Денис Белькевич, AI