Один из самых ярких австрийских художников ХХ века Оскар Кокошка (1886–1980) удостоился в Вене обширной ретроспективы

Выставка в Альбертине «Изгнание и новая родина. 1934–1980» посвящена творчеству Оскара Кокошки в эмиграции. Чехословакия, Англия, Швейцария... Космополитизм проявился не только в обилии гражданств и мест жительства. В 1914-м он отправился добровольцем на войну, получил пулю в голову в Галиции, осколок в легкие на Украине, но выжил, вернувшись с фронта с характером, каких мало. «Живопись не для того, чтобы украшать квартиры, — говорил художник. — Она оружие для нападения и защиты от врага». Потому в дни испанской войны он оклеивает Прагу плакатами «Помогите баскским детям», а в 1956-м выпускает плакаты в помощь венгерским беженцам.

Интересно, что о взрывном характере вряд ли догадаешься, разглядывая картины и листы графики на выставке, собравшей более 160 работ. Может, потому, что здесь много кошек, городских пейзажей и морских ландшафтов? Может, дело в манере, недалеко ушедшей от специфического экспрессионизма его молодости, и в увлечении цветными карандашами? Следы юношеского восторга перед Ван Гогом не исчезли в его пристрастии к широким мазкам и теплым тонам до последних дней.

Поначалу выставка выглядит таким сплошным праздником жизни. Приглядевшись, правда, замечаешь образцы откровенного ёрничества. Вот он в «Красном яйце» вскоре после сдачи Чехословакии издевается над французами и англичанами, не спешащими помогать европейским странам в их борьбе с фашизмом (отец художника был родом из Праги; боль за историю оказывалась частью семейной хроники). Вот образ краба явно напоминает о медлительности Черчилля. Вот литография 1959 года The Action Painter, где обезьяна рисует спиной к мольберту: пламенный привет Джексону Поллоку и прочим абстрактным экспрессионистам. Вот вид Берлина с едва заметной стеной посередине города, но явным политическим подтекстом. Разделенный город под единым, открытым и солнцу и ветрам небом Кокошка запечатлел 13 июля 1966 года по заказу Акселя Шпрингера, причем в качестве панорамной точки избрал крышу шпрингеровского небоскреба.

В 1934 году Кокошка собирается в Москву, чтобы портретировать Сталина. Проект так и остался неосуществленным, равно как и желание нарисовать Махатму Ганди в 1948-м (незадолго до гибели индийского лидера). Страсть к крупным фигурам вообще была характерна для Кокошки — достаточно сказать, что последним его произведением стал портрет тогдашнего канцлера Германии Гельмута Шмидта.

Впрочем, политическая коррекция взглядов, которую он пережил во второй половине жизни, не помешала ему ненавидеть любую диктатуру. В 1968-м он рисует «Лягушек». Образы жирных созданий, навеянные комедией Аристофана, сначала ассоциировались у него с переворотом «черных полковников» в Греции. Но вскоре подоспел и финал «пражской весны» с русскими танками — очередное унижение любимого города. «Свобода — это понятие-жвачка, — заметил он однажды, — у каждого шлагбаума под ней понимают что-то свое». Он достаточно повидал этих шлагбаумов за годы изгнания и поисков новой родины.

Источник: www.kommersant.ru