31 марта на нашем аукционе будет выставлена большая графика Михаила Шемякина «Петербуржская прозелень» (1977–1978). Читайте о поэте ленинградского андеграунда, которому посвящена эта работа, и читайте его удивительные стихи!

• Михаил ШЕМЯКИН Петербуржская прозелень. 1977–1978
  Аукцион ARTinvestment.RU 31 марта — 4 апреля 2025
• Роальд Мандельштам
  Источник: m.vk.com

Роальд Мандельштам (1932–1961) — легендарный поэт ленинградского андеграунда 1950-х годов, близкий художникам из «Арефьевского круга». Судьба Роальда Мандельштама, который, по странной иронии судьбы, был однофамильцем одного из крупнейших русских поэтов ХХ века, сложилась трагически. Он прожил всего 28 лет, и эта недолгая жизнь была полна одиночества, страданий, тяжелых болезней и творчества.

Роальд Чарльсович Мандельштам родился в 1932 году в Ленинграде. Его отец, Чарльз Яковлевич Горович, был экономистом в отделе рабочего снабжения Мурманского торгового порта, а мать, Елена Иосифовна Мандельштам, была дочерью петербургского адвоката. Будущий поэт появился в гражданском браке, родители разошлись вскоре после рождения сына. Впоследствии Яков Горович был репрессирован (в 1936 году) и отбывал ссылку в Казахстане.

Великую Отечественную войну Роальд Мандельштам провел в эвакуации в Казахстане вместе с отцом, затем жил в Сибири. В 1946 году вернулся в Ленинград.

Ещё в 1936 году у мальчика нашли бронхиальную астму, не покидавшую его вплоть до конца дней. А уже после войны, в 1948 году, вскоре после окончания школы, Роальду Мандельштаму поставили ещё более страшный диагноз: костный и лёгочный туберкулёз.

Несмотря на тяжелое состояние здоровья, юноша пошел учиться. Сначала Роальд поступил на восточный факультет Ленинградского университета, где начал учить китайский язык. Однако через год был вынужден бросить учебу, поскольку болезнь не позволяла много двигаться. Потом он учился в Политехническом институте, но тоже бросил.

Из-за болезни Роальд Мандельштам нигде не мог работать и почти не выходил из дома. Почти целыми днями он лежал на кровати и писал стихи. Дикие боли, мешавшие ему думать, он заглушал лошадиными дозами морфия. Годами он писал небольшие стихотворения, наброски, варианты, заметки к большим, но так и не осуществленным произведениям. Его поэзия была устремлена в Серебряный век. Роальд любил Блока и боготворил Николая Гумилёва.

Именно в ту пору по ленинградскому андреграунду пошла легенда об одиноком поэте — обитателе ночного города, читавшем фантастически красивые стихи нескольким друзьям-художникам, таким же отверженным, как и он сам. Это были «арефьевцы» — бывшие ученики СХШ Александр Арефьев, Александр Траугот, Вадим Преловский, Рихард Васми, Шолом Шварц, Валентин Громов, Владимир Шагин и другие. Роальд Мандельштам приглашал их к себе — в узкую и длинную комнату коммунальной квартиры на Канонерке, недалеко от Калинкина моста, и читал свои стихи. Для этого он с трудом вставал на ноги, потому что не любил и не хотел читать лёжа.

Роальд Мандельштам жил очень бедно. В его комнате почти не было мебели, зато были книги. Какие-то деньги ему давали друзья. Какие-то — присылал отец. Чем-то кормила мать, которая перенесла три инфаркта (ей не было ещё и 60) и сидела на пенсии в 27 рублей. Что-то давала сестра, медик-лаборант. Что-то он получал от еврейской общины. Он не умел тратить деньги, как вспоминал Александр Арефьев. Роальд мог пойти и потратить последние гроши на шляпу или на пирожные — когда ему было нечем даже платить за комнату.

Роальд Мандельштам часто открыто высказывался о советской власти: он её ненавидел. При этом ни разу не был вызван на допрос. Майоры из КГБ его не вызывали, так как были уверены в его скорой естественной смерти. Так и случилось. Как вспоминал Анри Волохонский, бывший свидетелем последних месяцев жизни Роальда Мандельштама, под конец поэт «высох совершенно, два огромных глаза, тонкие руки с большими ладонями, от холода укрыт черным пальто, а вокруг пара книг и много листочков с зачеркнутыми стихами, потом опять переписанными».

«Отличительная черта его жизни — внутреннее колоссальное богатство и жуткий контраст с внешней оболочкой его жизни. Я не видел такой убогости внешней оболочки и такого богатейшего внутреннего мира, вот такого контраста я, действительно, не встречал в жизни. Этим для меня Роальд Мандельштам и очень дорог. В этом тщедушном человеке было столько внутренней силы духа. Очень сильный был характер, несмотря на такую кажущуюся внешнюю слабость мышечную, сила духа была мощная...» — рассказывал композитор Исаак Шварц.

Роальд Мандельштам ушел из жизни в 1961 году. Он оставил после себя около 400 стихотворений, по большей части маленьких, кратких — наброски, варианты, попытки создать большие произведения. При жизни поэт так и не увидел ни одного из своих стихотворений напечатанным.

О них узнали лишь спустя десятилетия: первый сборник стихов Роальда Мандельштама «Избранное» вышел в свет в 1982 году в Иерусалиме при непосредственном содействии Михаила Михайловича Шемякина. Поэт и художник познакомились в 1958 году, и именно в руках Шемякина оказалась большая часть сохранившихся рукописей Роальда Мандельштама после его смерти.

На текущих торгах AI Аукциона представлена работа Михаила Шемякина «Петербуржская прозелень» с авторским посвящением Алику Мандельштаму — Аликом Роальда Мандельштама называли близкие друзья (Мария Онучина, AI).

Стихотворения Роальда Мандельштама

...Красные листья перед рассветом
Дворники смыли со стен.
Спите спокойно – в смерти поэта
Нет никаких перемен...

***

Запах камней и металла,
Острый, как волчьи клыки,
Помнишь — в изгибе канала
Призрак забытой руки?
Видишь — деревья на крыши
Позднее золото льют.
В Новой Голландии, слышишь,
Карлики листья куют?
И, листопад принимая
В чаши своих площадей,
Город лежит, как Даная,
В золотоносном дожде.

***

Розами громадными увяло
Неба неостывшее литьё:
Вечер,
Догорая у канала,
Медленно впадает в забытьё.
Ни звезды,
Ни облака,
Ни звука —
В бледном, как страдание, окне.
Вытянув тоскующие руки,
Колокольни бредят о луне.

***

Я не знал, отчего проснулся;
Но печаль о тебе легка,
Как над миром стеклянных улиц
Розоватые облака.
Мысли кружатся, тают, тонут,
Так прозрачны и так умны,
Как узорная тень балкона
От летящей в окне луны.
И не надо мне лучшей жизни,
Лучшей сказки не надо мне:
В переулке моем — булыжник, —
Будто маки в полях Монэ!

***

Вечерний воздух чист и гулок,
Весь город — камень и стекло:
Сквозь синий-синий переулок
На площадь небо утекло.
Бездомный кот, сухой и быстрый,
Как самый поздний звездопад,
Свернув с панели каменистой,
На мой «кис-кис» влетает в сад.
Старинным золотом сверкая,
Здесь каждый лист — луны кусок:
Трубит октябрь, не умолкая,
В свой лунный рог…
<1954–1955>

***

Вечерами в застывших улицах
От наскучивших мыслей вдали,
Я люблю, как навстречу щурятся
Близорукие фонари.
По деревьям садов заснеженных,
По сугробам сырых дворов
Бродят тени, такие нежные,
Так похожие на воров.
Я уйду в переулки синие,
Чтобы ветер приник к виску,
В синий вечер, на крыши синие,
Я заброшу свою тоску.
Если умерло все бескрайнее
На обломках забытых слов,
Право, лучше звонки трамвайные
Измельчавших колоколов.
февраль 1954

***

Весь квартал проветрен и простужен,
Мокрый город бредит о заре,
Уронив в лазоревые лужи
Золотые цепи фонарей.
Ни звезды, ни облака, ни звука,
Из-за крыш, похожих на стога,
Вознеслись тоскующие руки —
Колокольни молят о богах.
Я встречаю древними стихами
Солнца ослепительный восход —
Утро с боевыми петухами
Медленно проходит у ворот!

***

Не может быть, чтоб ничего не значив,
В земле цветы
Рождались и цвели:
— «Я здесь стою.
Я не могу иначе», —
Я — колокольчик ветреной земли.
Я был цветком у гроба Галилея
И в жутком одиночестве царя.
Я помню всё.
Я знаю всё.
Я всё умею,
Чтоб гнуть своё,
Смертельный страх боря.
Мой слабый звон приветствует и плачет.
Меня хранят степные ковыли.
— Я здесь стою!
Я не могу иначе.
Я — колокольчик ветреной земли.

По материалам nostradamvs.livejournal.com, vk.com