28 мая состоялся очередной вебинар AI, организованный в форме интервью. На вопросы руководителя портала Е. Молчанова и приглашенного шеф-редактора Д. Белькевича отвечал Роман Бабичев, один из крупнейших коллекционеров русского и российского искусства

• Роман Бабичев
  Источник: архив Романа Бабичева

Беседу было решено поделить на две логические части, отражающие полярные сферы мира искусства: художественную и рыночную. Первая часть интервью сегодня предлагается вашему вниманию.

Егор Молчанов: Ваше собрание создавалось с 1992 года, почти 30 лет, и сегодня в нем более 4 тысяч произведений живописи, графики и скульптуры. Вы помните первое сильное впечатление от искусства? Что это было?

Роман Бабичев: Это произошло довольно поздно. Мое детство прошло далеко от столицы, в городе Прокопьевске Кемеровской области. Отец работал там горным инженером, мама — учителем французского и английского языка. До 18 лет я существовал параллельно с искусством, не пересекаясь с ним. Конечно, я смотрел какие-то альбомы, ходил в музей, но что я мог видеть в то время в провинциальном музее? Картину, где, как у Сергея Михалкова, «Рабочий тащит пулемет. Сейчас он вступит в бой»? И никакого интереса это у меня не вызывало. Но когда я поступил в Московский институт управления, то начал посещать Пушкинский музей (Третьяковская галерея тогда была закрыта). Я увидел какие-то фрагменты коллекции Щукина и, конечно, был потрясен. Глядя на работы Ван Гога и Синьяка, я сознавал, что мне это очень нравится, но чувствовал, что в искусстве еще есть нечто, скрытое от неподготовленного взгляда. Я начал покупать и рассматривать альбомы по искусству, интересоваться модернистскими течениями, но главное потрясение произошло зимой 1975 года, когда я узнал, что на ВДНХ, в павильоне «Пчеловодство» открылась выставка нонконформистов, или, другими словами, неофициальных художников. До этого прошла и была разгромлена известная «Бульдозерная выставка», и конечно, я побежал смотреть на произведения нонконформистов. Три часа на морозе, огромная, километровая очередь, и когда я зашел, то увидел «Иова» Отари Кандаурова, «Улицу Пресвятой Богородицы и 2-й тупик И. И. Христа» Оскара Рабина, работы Дмитрия Краснопевцева и других! Я не мог представить, что такое может быть в Советском Союзе, — и именно тогда у меня появилось острое желание с этим существовать в одном пространстве.

Е. М.: И как быстро вы его воплотили? Когда вы купили первую работу?

Р. Б.: Я хотел начать собирать в тот же момент, но моя стипендия составляла всего 45 рублей. Я нашел телефон Вячеслава Калинина, позвонил ему и попросил продать мне офорт. Но даже офорт стоил больше половины стипендии, чего я позволить себе не мог. Таким образом, с 1975 по 1992 год, до того момента, когда у меня появилась возможность покупать искусство, прошло 17 лет.

• ВАСНЕЦОВ Андрей Владимирович. Пачка чая. 1969
  Холст, масло. 65,2 × 91,2
  Собрание Романа Бабичева (Москва)
  Источник: архив Романа Бабичева

Денис Белькевич: За это время, конечно, появилась насмотренность, пришли знания. И все-таки вы начали покупать. Почему? Что подвигло вас через столько лет начать коллекционировать искусство — эмоции, желание вложить деньги (особенно тогда, в 90-х) или социальная составляющая?

Р. Б.: Несомненно, чисто романтические устремления. Деньги я получал в другом бизнесе, занимал должность заместителя генерального директора совместного с ФРГ предприятия и не предполагал, что на искусстве можно зарабатывать, инвестируя в него. Через несколько лет мои друзья — коллекционеры и антиквары — меня этому научили. Помню, я приобрел какую-то картину, которая мне при ближайшем рассмотрении не понравилась. Я сетовал вслух и был очень удивлен, когда они сказали: «А ты ее продай». — «Как “продай”?» Я не был подготовлен, но наука оказалась быстро постигаемой.

О социальной составляющей вообще не было речи. Я начал собирать сразу после развала Союза, когда коллекция отнюдь не была атрибутом высокого социального статуса. Тогдашние коллекционеры прятались и от криминала, и от властей. Собирание живописи и антиквариата власти считали буквально преступлением, а всех поголовно коллекционеров — спекулянтами, и часто приглашали их на профилактические беседы. Хотя где-то я прочел интересную фразу, что «коллекционеры с помощью своих собраний карабкаются по социальной лестнице». И если смысл этой фразы ранее касался только коллекционеров из развитых стран Европы и Америки, то сегодня, я думаю, он распространяется и на Россию.

Конечно, продолжая собирать, я учитывал некую ценовую — не инвестиционную, а именно ценовую — составляющую: понимая, сколько стоят предметы искусства, я не часто позволял себе покупать что-либо выше рыночных цен. Хотя несколько покупок по завышенным ценам у меня было: это происходило, когда я отчетливо понимал, что цена на художника или конкретную работу неминуемо вырастет. Я позволял себе покупать в два или пять раз дороже — и ни разу не прогадал. Все эти работы до сих пор в моем собрании: рост цены не повод расстаться с отличной вещью.

Е. М.: В ваших интервью можно найти слова о том, что коллекционер должен быть шопоголиком, и одновременно — проявлять безжалостность к средним и неинтересным вещам. Как совместить эти подходы, особенно начинающему коллекционеру? Как выбрать, что покупать?

Р. Б.: Когда человек начинает собирать, он начинает учиться. Если человек не родился в семье коллекционера или антиквара, ему приходится начинать с нуля. Соответственно, средние по качеству вещи так или иначе проникают в его коллекцию. По поводу шопоголиков: в одном интервью я действительно говорил об этом, на самом деле он не должен быть шопоголиком, он становится им. Зависимость, в которую он попадает, — одно из самых сложных ощущений в этом очень приятном деле. Действительно, когда страсть коллекционера развивается, то тебе уже каждую неделю хочется сделать себе «инъекцию» — приобрести новую вещь. Доходило до того, что как-то за один месяц я приобрел около 180 работ. Постоянная потребность покупать новое искусство — это и есть мания коллекционирования, и становятся не такими интересными приобретение новой одежды, смена автомобиля или дорогих часов. На это уже внимания не обращаешь: чем глубже человек погружается в «трясину» коллекционирования, тем легче он отказывается от прежних привычек и потребностей, которые казались ему статусными.

А на вопрос, что покупать, ответ простой: покупайте искусство. Неважно, именитый художник или не очень, картина это или рисунок, живопись или гравюра. Главное — произведение должно быть хорошего художественного уровня и вам по сердцу.

Д. Б.: Вы чаще покупаете известных художников или вам интереснее открывать новые имена?

Р. Б.: Быть может, это покажется странным, но принадлежность произведения кисти известного художника не всегда является определяющим фактором — для меня важнее художественное качество произведения. Зачастую я предпочту сильную вещь художника второго ряда невнятному наброску или совсем неудачной работе художника первого ряда. Вот Центр Жоржа Помпиду, например, никогда не купит выдающуюся работу художника, если все другие или большинство его работ среднего уровня. Центр Помпиду такую вещь не возьмет, а я возьму, и с удовольствием. Моя коллекция в основном состоит из очень хороших вещей разных художников: здесь есть и именитые, и не именитые, часто незаслуженно не попавшие на художественный Олимп. Взять художника Константина Зефирова: великолепнейший живописец, но сегодня его работы очень недорого оцениваются.

• РУСАКОВ Александр Исаакович. Дискоболка. 1930
  Холст, масло. 102,5 × 67,5
  Собрание Романа Бабичева (Москва)
  Источник: архив Романа Бабичева

Е. М.: Вы помните самую первую купленную работу? Чем пополнилась ваша коллекция в последнее время?

Р. Б.: Я помню не конкретное произведение, а группу произведений. Когда в 1992 году я решил, что могу себе позволить собирать искусство, то обратился к тем самым неофициальным художникам: разыскал несколько телефонов, позвонил — но не нашел никакого встречного интереса. Они просили позвонить через год-полтора. Я объясняю себе это тем, что тогда на нашем рынке присутствовал мощный западный покупатель, который заинтересовался российским искусством после аукциона Sotheby’s в Москве (в 1988 году. — AI.) и «перестройки». И в какой-то момент друзья-художники пригласили меня к вдове Ростислава Николаевича Барто, ученика Александра Шевченко. Она жила в корпусе «К» московского университета: сталинская архитектура, высокие потолки, декоративная лепнина. Ростислав Николаевич собирал японские мебель и декоративно-прикладное искусство. Все это выглядело оглушающе. Мы познакомились, и она позволила мне в первый же день купить 36 работ ее супруга. Это может показаться неоправданно большим количеством для первой покупки, но я ведь ждал этого момента 17 лет! Можно считать, всего 2 работы за год терпения. А последняя приобретенная мною работа — «Сюзанна» Татьяны Мавриной, написанная в 1940 году, одно из лучших ее произведений.

Е. М.: Можете выделить самую ценную для вас работу?

Р. Б.: Не могу (улыбается). Это все равно что ответить на вопрос, какой ребенок в семье самый любимый.

Д. Б.: Есть ли что-то, что объединяет все приобретенные вами работы?

Р. Б.: В течение 28 лет моего увлечения коллекция набирала «плоть», росло количество собранного материала. Позже оказалось, что все это подчинено одному вкусу и в собрании проявилась определенная логика. Оказалось, что моя коллекция совершенно не содержит произведений концептуального искусства, в ней живопись, графика и скульптура, главным достоинством которых является пластика. Второе: основной блок коллекции — русские художники двадцатых-тридцатых годов XX века, но не насаждаемого в то время стиля социалистического реализма, а так называемого «социалистического модернизма» (термин, введенный в научный оборот искусствоведом Виктором Тупицыным). Это произведения, которые отражают реальную жизнь, но в манерах господствующих в то время течений модернизма, таких как кубизм, футуризм, сюрреализм, абстракционизм, экспрессионизм и другие.

Я не собирал русский авангард по той причине, что после Георгия Костаки осталась «выжженная земля»: не только лучшие работы авангарда, а практически все ушли в его собрание. Осталось, наверное, всего несколько десятков вещей. И я никогда не собрал бы коллекцию авангарда, по качеству и подлинности предметов даже близкую своей.

Что еще объединяет мои вещи? У меня в гостях недавно был известный архитектор Андрей Чернихов, внук Якова Чернихова, который сказал: «В каждой вашей картине есть свой внутренний мир, вне зависимости от сюжета. И этот мир с каким-то метафизическим, магическим оттенком». Я заметил, что в моих картинах время не останавливается, а продолжает течь. Бывают вещи плакатные, есть фотографичные — где все замерло, а есть пейзажи, портреты и даже натюрморты, в которых ощущаешь движение времени внутри картины. Вы скажете, что Николай Крымов, Аристарх Лентулов или Андрей Васнецов не метафизики? Я скажу больше: они — маги! И стараюсь выбирать работы, в которых вижу магию художника.

• ЕМЕЛЬЯНОВ Николай Дмитриевич. Пейзаж с деревом. 1930-е
  Холст, масло. 78 × 65
  Собрание Романа Бабичева (Москва)
  Источник: архив Романа Бабичева

Е. М.: Каковы ваши критерии отбора авторов: место художника в истории искусства, показатели рынка (аукционные продажи) или информационная активность — уровень публикаций, каталогов и критики (если речь идет о современных художниках)?

Р. Б.: Скорее, ориентируюсь на место в истории, которое автор занимает или на которое он может претендовать. Современников я пока покупаю мало, у меня сложные отношения с современным искусством. Я знаю, как работали авторы в XX веке, и вижу, чтó сегодня нам предлагают современные художники. Я бóльший поклонник современных западных художников, а среди наших пока выделяю лишь несколько имен. У современных художников новый язык, условный, труднопостигаемый, декоративно-прикладной, сувенирный, они пытаются ввести в картину много юмора. Я не считаю необходимым качеством картины ее юмористичность. Хотя есть коллекционеры — например, француженка Пакита Эскофе Миро, которые считают, что только картины с юмором должны входить в коллекцию. Я отношусь к коллекции немного по-другому: не считаю, что должна непременно присутствовать сатира или ирония, и потому покупаю работы современных художников, продолжающих ту пластическую линию, которая главенствует в моем собрании. Например, я очень люблю работы Константина Батынкова. Большой виртуоз, мастер, каллиграф, он продолжает линию сюрреалистического «автоматического письма», предложенную Андре Бретоном. Я очень люблю этого художника, собираю исключительные по качеству его крупные работы, которых у меня около 80.

Д. Б.: Насколько важно для вас личное знакомство с художниками? Существует ли потребность диалога с авторами, произведения которых входят в ваше собрание?

Р. Б.: Процентов девяносто моего собрания — это работы ушедших авторов. Я бы с удовольствием с ними пообщался, но… С современными художниками мне очень интересно встречаться, послушать, что они сами думают о своем творчестве. Трудно перечислить всех, но среди них есть прямо философы, мудрецы, прекрасные аналитики... Большое впечатление на меня произвели беседы с Юрием Злотниковым, Павлом Никоновым, Константином Батынковым, Валерием Кошляковым и другими. Я приобретаю работы ныне живущих художников, но, как правило, это работы художников старшего поколения — Павла Никонова, Никиты Алексеева, Валерия Юрлова. В последнее время мне стала нравиться современная абстрактная живопись — у меня большое собрание Юрия Злотникова, есть работы Владимира Андреенкова. Это логичное продолжение моей коллекции. Или взять кинетиста, участника группы «Движение» Александра Григорьева — я выбираю у него работы в стиле оп-арт, неровно дышу к оп-артистам, влюблен в творчество Виктора Вазарели с 1975 года. Андрей Красулин — представитель стиля арте-повера — тоже не чужд абстракции. Я часто бываю в мастерских — например, в Санкт-Петербурге посещал мастерские Кирилла Макарова, Дениса Ичитовкина, Александра Флоренского, Владимира Шинкарёва, Ивана Плюща и Ирины Дрозд и многих других. В мастерской вы общаетесь с работой не через монитор, как сейчас все больше становится принято: в мониторе вы видите лишь абсолютно плоскую глянцевую картинку с разной степенью искажения цвета. А поверхность настоящей картины всегда фактурна, изменения освещения и тени от каждого мазка заставляют вибрировать картину, она становится живой и доставляет вам несказанное удовольствие.

• Обложка каталога «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Том 2
  Источник: архив Романа Бабичева

Е. М.: Вы издали три выпуска в серии «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева», готовятся к печати еще два, в том числе «Русское искусство 1953–2010». Почему вы не вынесли современное искусство в отдельный том? Что, на ваш взгляд, общего между искусством второй половины ХХ века и дня сегодняшнего?

Р. Б.: Само название серии «Модернизм без манифеста» подразумевает, что с приходом советской власти русские модернисты уже не могли издавать свои манифесты и декларации, как, например, итальянские футуристы. Вторая половина XX века в моих каталогах начинается с 1953 года, года смерти Иосифа Сталина, и включает «оттепельные» работы авторов старшего поколения. Многие художники, такие как Татьяна Маврина, Александр Лабас и другие, в своих работах до середины 1950-х годов были несколько сдержанны. А в пятидесятые годы наступил их второй расцвет, они стали применять яркие краски, в работах появилась новая свободная экспрессия. Рядом с ними вы увидите художников левого МОСХа — Павла Никонова. Николая Андронова, Андрея Васнецова — титанов искусства нашего времени, а также художников так называемого «неофициального искусства». И в том же томе будут и работы современных художников, которых у меня в коллекции пока немного, боюсь, что на отдельный том их не хватит. Хотя неизвестно, какими темпами будет пополняться собрание в части современного искусства, может быть, ваше пожелание и исполнится. В 2020 году я планирую издать 1-й том серии — «дореволюционный», который выйдет четвертым по счету, и сразу приступлю к последнему, пятому тому, выпуск которого намечен на 2021 год.

Д. Б.: Ранее вы говорили, что около девяноста процентов своей коллекции приобрели у родственников художников или через наследственные фонды. Есть ли у современного художника шанс, что Роман Бабичев придет в его мастерскую? Чем художник должен Вас заинтересовать?

Р. Б.: Художник должен делать то, что считает нужным, выполнять свою программу, не стараясь понравиться и заинтересовать меня или кого-то еще. А попадет ли он в сферу моего интереса — это отдельный вопрос, это моя проблема. Среди сегодняшних моих задач — пополнение коллекции современного искусства. Причем просто сделать набор работ современных художников мне неинтересно: таких собраний много, произведения в них разрознены и зачастую выбор их определяется таким понятием, как мода. Это распространяется не только на современных авторов. Например, существовала мода на художника Ивана Похитонова — просто потому, что появился коллекционер, который платил за него бешеные деньги и в итоге разогнал цены. Такие дощечки, с нарисованным пляжем и двумя фигурками — примерно то, что намного интереснее делает сегодня петербургский художник Даниил Архипенко, — поднимались в цене до 600 тыс. долларов. Потом этот коллекционер перестал покупать работы Похитонова, и теперь они снова стоят несколько десятков тысяч.

В существующей части коллекции мне удалось спроектировать некую интересную модель и воплотить ее в жизнь. В части современного искусства пока это не удается. Не складывается такая стройная модель коллекции современного искусства, в которой была бы заложена интересная идея, отличающая ее от других. Может быть, надо идти проторенной дорожкой — набирать материал, доверяя собственному вкусу, и в результате посмотреть, что получится. А в мастерских художников бываю часто, выше я об этом рассказывал.

• Каталоги «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Тома 2–4
  Источник: архив Романа Бабичева

Е. М.: Мы помним выставку в Московском музее современного искусства в 2017–2018 годах. Как часто вы готовы открывать свою коллекцию для публичного показа? Какие выставочные проекты планируются в будущем?

Р. Б.: Недавно я подсчитал, что работы из моей коллекции участвовали более чем в 80 выставках на разных площадках. Это были крупные музеи — Третьяковская галерея, Русский музей, который только в составе одной выставки, посвященной ленинградскому объединению «Круг художников», показал 47 работ из моего собрания, Пушкинский музей, в котором на выставке «Квартира-музей» мне было предоставлено два зала, и даже Центр Помпиду, который устраивал выставку Rouge («Красный») в пространстве Гран-Пале, а также менее крупные музеи и разные галереи.

Персональной выставки, кроме «Модернизм без манифеста» в ММСИ, у меня не было. История ее создания очень интересна. Однажды у меня в гостях оказался Василий Церетели (директор ММСИ. — AI.), он внимательно осмотрел коллекцию и сразу предложил сделать выставку в любом выставочном пространстве музея. Я пригласил сокуратором искусствоведа Надежду Плунгян, которая является научным редактором каталога-резоне собрания и автором бóльшей части его статей. Выяснилось, что показать всю линию советского модернизма даже в 14 залах здания на Петровке — задача не из легких, пространства просто не хватало. Мы долго спорили, потому что руководство музея не позволяло нам сделать шпалерную развеску, и в конце концов музей предложил разделить выставку на две части и показать их одну за другой. Первая (общая) часть охватывала искусство с начала века до 1980-х годов, вторая была посвящена художникам Ленинграда. Выставка прошла при поддержке департамента культуры Москвы, музей (в котором, к слову, даже некоторые смотрители имеют искусствоведческое образование) обеспечил ее прекрасным пиаром и сопровождением. В итоге обе части посетило более 50 тыс. человек. Сейчас выставку можно увидеть на моем сайте babichevcollection.com, там представлены фотографии залов и все работы, которые принимали в ней участие.

Сегодня у меня разработаны и готовы к экспонированию около 10 выставок из моего собрания, но есть большая проблема с хорошей статусной площадкой, которая играет немалую роль в формировании общественного мнения о художнике. Крупные музеи заинтересовать трудно. Тем не менее выставки должны быть направлены на повышение статуса художников и русского искусства в целом — а в этом в равной степени должны быть заинтересованы и коллекционер, и музеи. Например, я хотел бы сделать персональную выставку Александра Ведерникова — одного из лучших ленинградских художников: у меня порядка 800 единиц его работ, включая литографии, акварели, живопись и скульптуру. Просто необходимо поближе познакомить с ним москвичей. Кстати, в последнее время некое лицо стало производить в большом количестве фальшивые акварели Александра Семёновича и продавать их через московские аукционы. Я собираюсь проинформировать, видимо через фейсбук, аукционные дома и покупателей о том, как нужно отличать подделки от оригинальных работ этого художника. Недопустимо, чтобы творческое наследие Александра Ведерникова было разбавлено ни на что не похожими работами, как произошло с наследиями некоторых других художников.

Вторую часть интервью с Романом Бабичевым читайте на следующей неделе.