Улыбки с лиц участников Салона сошли уже давно — еще в 2009 году. Но жизнь не остановилась. Были даже обнадеживающие моменты. Но в этот раз осталось ощущение, что осень 2016-го для многих станет последней в статусе участников

В принципе после такого названия статьи об итогах Салона, можно уже ничего и не писать — и так всё ясно.

— Всё плохо?
— Да, всё плохо.
— Посетителей мало?
— Да, посетителей мало.
— Покупателей ещё меньше?
— Покупателей совсем нет.
— В чём причина?

Ответы на вопрос о причинах неудачного Салона, казалось бы, лежат на поверхности:

1. Падение покупательской способности широких масс вообще и коллекционеров в частности.

2. Неуверенность в завтрашнем дне у всех и главное у тех, кто все же сохранил эту самую покупательскую способность.

3. Количество желающих что-то купить сильно меньше количества желающих что-то продать.

Думаете, так отвечали участники Салона?

А вот и нет.

Они на первое место поставили проблему с парковкой. Получается почти как у классика, только у него людей испортил квартирный вопрос, а в нашем случае покупателя подкосила парковка. Не слишком ли простое объяснение для сложных процессов в стране и в Москве? Тот случай, когда за деревьями не видно леса. Конечно, сложности с парковкой, с отсутствием рекламы и прочим стандартным набором претензий в адрес устроителей Салона обоснованы. Конечно, отстоять на въезд к ЦДХ полтора-два часа смогли не все, и многие, ругнувшись, развернули свои лексусы и мерседесы прочь из очереди.

Но к кому претензии? Только ли к ЦДХ? А по всему центру Москвы это не так? Вместо парковок — какие-то бесконечные велосипедные дорожки, по которым никто не ездит, и широченные тротуары, по которым никто не ходит. И как следствие, закрываются магазины, рестораны и офисы. Это нашего брата антиквара не возмущает? Не нужно смешивать, скажет мне какой-нибудь ура-патриот. Разве это не для пользы москвичей? Разве не стала Москва красивее? А пробки? Посмотрите, воскликнет всё тот же ура-патриот: Москва же поехала на 30 % лучше, жаль только цены маленькие за парковку назначили, поднять бы втрое, так Москва бы вообще полетела. Такому ура-патриоту я бы мог пересказать интересный разговор с одним, как оказалось, очень знающим человеком, произошедший ровно три года назад.

Он сказал мне:
— Центр сделают для своих.
— В смысле? — не понял я. — Силой всех переселят, а въезд запретят?
— Нет. Зачем? Сделают всё дорого и неудобно — вот сами все и переедут.

После такого разговора обещание В. В. Бычкова, директора ЦДХ, пожизненно бесплатно допускать к участию в Салоне того, кто поможет с парковкой, кажутся жадностью. Тут не бесплатное участие предлагать нужно, а долю в бизнесе. Если ничего не изменится, то не только Салоны заглохнут, но и львиная доля арендодателей съедет из ЦДХ, и разговоры такие уже идут.

Итак, Салон.

Первое, что изменилось в уже ставших привычными жалобах на жизнь, — это выводы: «Больше мы в Салонах участвовать не будем». Да, вот так категорично. Не жалобы на жизнь и сослагательные «Будем сильно думать, принимать ли участие в следующем», а вот так резко: «Хватит, наигрались». С учетом того, что уже в этом, 41-м Салоне мы недосчитались некоторых вечных участников, эти слова об отказе звучат совсем не пустой угрозой. Да и зачем участвовать, если нет покупателей? Пообщаться между собой? Кстати, почему нет, общение в течение недели с коллегами по цеху тоже полезно, но не за эти деньги. Средний стенд в вип-зоне второго этажа стоит около $10 000, а за такие деньги сейчас народ общаться не готов. За какие готов? — $2000–3000 и не больше. Так что те, кто всё-таки рассматривают варианты участия в следующих Салонах, говорят, что точно сократят свои экспозиции.

А куда уж меньше? И так из Салона в Салон живописи всё меньше и меньше. Прикладное и фарфор из года в год отъедают пространство второго этажа. Может быть, так и надо? Может быть, ну её, эту живопись? Тем более что, по некоторым рассказам, у фарфора и ДПИ (и конечно, у ювелирки) всё было как раз неплохо. Оговоримся, правда, что речь идёт о дорогом, авторском фарфоре в серьёзном ценовом диапазоне от нескольких десятков (и даже до сотен) тысяч долларов за предмет, в бюджетном-то диапазоне $500–1 500 тоже всё было печально.

Однако вернёмся к живописи. Что говорят участники о продажах? «Русское искусство ноль, советское чуть-чуть, европейское почти ноль». Яркая фраза, но хотелось бы конкретики. Что значит «ноль», и что значит «чуть-чуть»? «Ноль» — это несколько продаж до $20–40 тысяч, и то исключительно своим клиентам, которых буквально за руку удалось привести на стенд. «Чуть-чуть советского» — это 5–7 продаж до $3000 (а скорее, до $2000) каждая, и опять же исключительно своим клиентам. Неужели не было ничего крупнее? Неизвестно. Но кроме слуха о том, что кто-то продал Айвазовского, больше ничего. С трудом удалось выудить размер — небольшой в районе 30–50 см, и с ещё большим трудом выспросить цену — до $100 000.

И всё.

Всё?

Да, всё.

Выводы. Салон не просто один из самых худших, а самый худший за последние лет восемь.

На вопрос к участникам «Почему вы думали, что будет не так? Почему ситуация в антикварном бизнесе должна чем-то отличаться от ситуации в стране?», как правило, следовал ответ: «Понадеялись на чудо».

Но чуда, увы, не случилось.

Вместо чуда эхом разносятся слова ещё одного классика: «денег нет, но вы держитесь»…

Ну, так и держитесь…

Редакция ARTinvestment.RU