Художник недели. Владимир Яковлев
ARTinvestment.RU   24 января 2018

В 1970-е его произведения стали украшением многих квартир и дач советских физиков и лириков. Мощный, народный, очень русский по духу художник. Символично, что именно цветком Яковлева оформили обложку второго тома «Другого искусства»

Владимир Игоревич Яковлев — одна из легенд послевоенного неофициального искусства. И наверное, от этого возникает ощущение, что он жил и работал в какие-то незапамятные времена. На самом деле он умер не так уж давно, в 1998 году, в психоневрологическом интернате, в 64 года. 10 октября 2018-го исполнится 20 лет со дня смерти.

Этого художника не просто не забывают. Наоборот. На выставках Яковлева по-прежнему многолюдно. С каждым годом появляются новые свидетельства и воспоминания друзей, складывается более четкая общая картина. На этом историческом расстоянии еще лучше виден его масштаб и значение для русского искусства. За 20 лет ничего для него не изменилось в худшую сторону. Как и при жизни, Яковлев остается одним из любимых художников у коллекционеров, у простых ценителей и, что важно, у коллег.

Это едва ли не единственный шестидесятник первого ряда, о котором я никогда ни от кого не слышал худого слова. Даже от художников, зачастую отличающихся резкостью и нетерпимостью в отношении коллег. О ком угодно и что угодно, но вот о Яковлеве — всегда с уважением и почтением. И профессионалы, и рядовые ценители искусства, все признавали в нем уникальный дар интуитивиста. Его многие опекали и часто заботились почти как о ребенке. В разное время Яковлеву помогало множество людей: и Михаил Гробман, и позже Владимир Немухин, многочисленные друзья, даже наша знаменитая наивная художница Катя Медведева. А жизнь у Яковлева была, мягко говоря, не сахар. По обычным меркам так и просто мучительная жизнь. Он с юности страдал от прогрессирующей душевной болезни, был некрасив, физическое здоровье его тоже постоянно ухудшалось. Яковлев долгие годы терял зрение, а уже в 1970-х почти вовсе ослеп (сильно лучше ему стало лишь в конце жизни, в 1990-х, после операции в центре Федорова). Вот и представьте на минуту, как жилось больному, полуслепому художнику, значительную часть жизни проведшему в закрытой больнице. Но Яковлев на редкость мужественно переносил выпавшие ему мучения, принял свою судьбу как есть. Со временем он научился управлять своим состоянием: когда чувствовал, что подходит момент обострения — сам просился к врачам, в интернат, в лечебницу. Но самое удивительное, что зажатый в этих чудовищных тисках — социальных и бытовых — Яковлев каким-то чудом нашел и блестяще реализовал свое божественное предназначение. На зависть многим другим, сильным, здоровым и одаренным, он сумел оставить яркий след в истории русского искусства, раздать свой талант, и получить признание еще при жизни.

Яковлев начал рисовать в 1957-м, после фестиваля молодежи и студентов. 23-летний фоторетушер издательства «Искусство», юноша с пятью классами образования, он был потрясен новаторскими работами современных иностранных художников. И довольно скоро сам взялся за кисть. Первыми работами молодого самоучки стали абстракции. Получаться начало сразу. Друг, художник Лев Повзнер, вспоминал, что в те годы молодой и полный сил Яковлев быстро получил прозвище «ташист». Сегодня ранних работ этого периода почти нет на рынке, и даже на выставках их можно увидеть не часто. Слышал, что большая часть абстрактных работ была увезена в частную коллекцию и находится за рубежом (вероятно, у Гробмана). Самобытный фигуратив и узнаваемые всеми образы у Яковлева появились лишь через два-три года после абстракций, в начале 1960-х. Самые известные из них — портреты, кораблики, петухи, кошки с птицей (переосмысление одноименной работы Пикассо) и, конечно, любимые публикой цветы.

В начале 1960-х о Яковлеве знал уже не только узкий круг своих. Информация о самобытном таланте быстро распространялась через квартирные выставки да кухонные обсуждения. Одним из первых работы Яковлева стал покупать и продавать подпольный букинист и человек богемы Александр Васильев — сын кинорежиссера Георгия Васильева, постановщика фильма «Чапаев». Наперекор всем прочим авторитетным мнениям, Васильев верил в Яковлева, когда еще ни Цирлин, ни Костаки — никто из серьезных коллекционеров не воспринимал странного молодого художника всерьез.

Вскоре Яковлева поддержали другие разбирающиеся люди. В 1959-м одну из первых его квартирных выставок устроил переехавший в Москву из Парижа композитор и музыкант Андрей Волконский. Позже были и другие квартирные показы (у Евгения Нутовича, у других коллекционеров). Официальные и полуофициальные выставки были редкостью. В 1962 году каким-то неведомым образом персоналку Яковлева удалось устроить в Московском инженерно-строительном институте. А в 1963-м в музее Ф. М. Достоевского состоялась совместная выставка Яковлева с Эдуардом Штейнбегом. Ее организовал Михаил Гробман. Сам художник и поэт, автор понятия «второй русский авангард», он в числе первых оценил талант художника и очень много сил приложил для популяризации его творчества. Отобрал и устроил у себя в квартире в Текстильщиках постоянную выставку его работ, продавал его гуаши коллекционерам и заезжим иностранцам, активно обменивал яковлевские рисунки, а также по мере сил вел их систематизацию и каталогизацию. Благодаря Гробману и другим деятельным друзьям художника, цветок Яковлева стал, можно сказать, интеллектуальным тотемом в квартирах интеллигенции. Несколько лет назад я спрашивал у Гробмана о природе популярности Яковлева. Хотел проверить свою версию о том, что это «самораскручивающаяся спираль»: дескать, появление доступных работ в большом количестве семей само по себе стимулирует рост интереса к художнику и способствует еще бОльшему расширению круга его почитателей. Отчасти согласившись, Гробман добавил еще одну интересную деталь: оказывается, Яковлев иногда давал свои работы не за деньги, а просто так — повисеть на время. С условием, что если человеку понравятся, то тогда уже их можно купить. И действительно: пожив с его работами какое-то время, почти все понимали, что не могут с ними расстаться. И большинство в итоге покупало. Сейчас многие эти вещи из наследия бабушек и родителей по-прежнему остаются в семьях — расставаться с ними люди не хотят.

Это я все пытаюсь строить версии того, почему на рынке ощущается такой дефицит.

А ведь Яковлев трудился много, интенсивно, порой просто неистово. Кто видел, как он работает, временам даже начинали за него бояться: «Володя, передохни, сделай перерыв, побереги глаза!» Количество сделанных им работ просто колоссальное. Из-за слабого здоровья ему назначали горы таблеток, поэтому Яковлев редко употреблял спиртное, не прожигал жизнь, как многие, и искал утешения в работе. Друг, коллекционер Николай Котрелёв рассказывал, что, даже оказавшись на чужих застольях, художник искал возможность поскорее как-нибудь занять себя рисованием. За один присест Яковлев мог нарисовать десяток гуашей. Жил этим. Не мог иначе. Временами почти вся его крохотная комнатка-пенал, примыкающая к спальне родителей, была заставлена свитками ватманов с его графикой.

Какова природа вдохновения Яковлева? Как рождались такие образы? Почему в его цветах зрители видят больше не натюрморты, а автопортреты? Многое остается загадкой. Очевидно лишь, что источник его творческих импульсов — не просчитанный, не рациональный, не книжный. В зрелом возрасте Яковлев вообще практически не читал, не мог. Но он очень любил общение, поговорить. Любил, когда ему что-нибудь читают. Жадно слушал интересных и знающих людей. Посещал лекции и вообще неплохо разбирался в истории искусства. Тем не менее фигуратив Яковлева с середины 1960-х годов не похож ни на что на свете, ни на одно направление. Его творчество — это, конечно, не наивное искусство (к которому по формальным признакам Яковлева когда-то из добрых побуждений причислила искусствовед Ксения Богемская). Чтобы убедиться в этом, достаточно взять любой каталог примитивистов и увидеть, насколько Яковлев выбивается из этого ряда по напряжению и по технике. Но это действительно интуитивное, эмоциональное письмо, очень интимное, с особой, искаженной, «ломаной» оптикой.

Да по-другому и быть не могло. К моменту операции на глазах, которую ему сделали в 1990-е годы, Яковлев потерял зрение почти на 90 %. У него в буквальном смысле была нарушено геометрическое восприятие. Каким-то невероятным усилием он научился справляться даже так — работал периферийным зрением. Те, кто видел, как Яковлев осматривает большие картины, диву давались: приблизив лицо почти впритык к холсту, по сантиметру осматривал исполинские холсты и потом удивлял пониманием общей картины и смысла увиденного. Зрители со стопроцентным зрением видели и понимали куда меньше, чем этот полуслепой художник.

Выставочная судьба Яковлева, с учетом непростых «стартовых условий», сложилась довольно успешно. Художники брали его с собой в самую гущу важных событий. В 1974 году Яковлев участвовал в санкционированном властями пленэре в Измайловском лесопарке (в том, что разрешили после разгона «бульдозерной выставки»). В 1975 году он был в числе избранных участников знаковой выставки в павильоне «Пчеловодство» («Вечерняя Москва» назвала ее «авангардом мещанства»). И сразу следом принял участие в «Доме Культуры» на ВДНХ. С 1977 года Яковлев уже регулярно выставлялся в Горкоме графиков на Малой Грузинской, 28. Параллельно его работы зрители видели во многих выставках за рубежом (в составе выездных экспозиций «Музея русского искусства в изгнании» Александра Глезера и пр.). К счастью, Яковлев дожил и до самой главной выставки в карьере любого русского художника: в 1994 году его персоналка прошла в Третьяковской галерее.

Что можно сказать про рынок и цены? Для начала то, что цена в случае с Яковлевым — это последний вопрос, который должен волновать покупателя. Гораздо важнее надежно разобраться с подлинностью. Увы, в этом деле насмотренность и анализ каталогов — навык пусть и важный, но не исчерпывающий. Дело в том, что подделки, к сожалению, просочились как на выставки, так и в выставочные каталоги. А уж аукционы, в том числе (а может, и в первую очередь) западные, просто кишат фальшаками под Яковлева. Ситуация запущенная настолько, что позволю себе фронду: даже наша база данных аукционных результатов (где у части сомнительных работ Яковлева проставлены красные индикаторы) не поможет потенциальному покупателю сориентироваться с ценами, если он новичок в этой теме. Опытному человеку — другое дело, наша информация будет полезна. Но тем, кто лишь недавно узнал и полюбил творчество этого художника, нужно принимать решения с большой осмотрительностью.

Легко, впрочем, говорить про осмотрительность. К сожалению, по Яковлеву распространены не только топорные фальшаки, которые вычисляются на раз, но и высококлассные подделки. Например, встречаются прижизненные гуаши, небесталанные, на обратной стороне у них есть настоящие надписи, действительно сделанные рукой Яковлева. Вот только нарисованы эти гуаши были не им, а другими художниками. Как такое могло стать возможным? Сложно сказать. Мне рассказывали, что бывало к Яковлеву под настроение подходили знакомые и коллеги-художники с просьбой: «Володя, подпиши, пожалуйста, свою работу». А он им не отказывал, подписывал. Почему? То ли сам на память уже не надеялся, а может, просто сомневался и не хотел обижать знакомых людей. Не знаю. Читал, что даже на выставках, куда приходил сам Яковлев, порой висели его подделки. Но при этом я никогда не встречал свидетельств, чтобы этот по природе тихий и скромный художник поднимал шум по такому поводу. Мысли Яковлева были слишком далеки от будущих проблем неведомых участников рынка.

Покупать Яковлева сейчас не просто не только из-за подделок. Для начала, на рынке почему-то стало мало его работ. В частности, на аукционах рисунки и тем более картины Яковлева встречаются в разы реже, чем произведения того же Зверева. А взять-то где? Раньше одним из наименее рискованных путей была покупка вещей напрямую из семьи. Это будет наверняка дорого, скорее всего, по верхней границе рынка, даже выше. Но если такой вариант подвернется, то не грех и переплатить — за провенанс и качество.

При покупке же вещи на аукционе, а уж тем более с рук нужно учитывать еще несколько важных моментов. Перво-наперво проверить, чтобы к работе прилагалась правильная экспертиза. В Москве есть несколько авторитетных знатоков Яковлева. Сам я доверяю мнению Александра Кроника (коллекционер, поклонник творчества Яковлева и руководитель Фонда Яковлева), Сергея Александрова (коллекционер, консультант, дилер, куратор выставок) и Валерия Силаева (искусствовед, практикующий эксперт). Все они люди очень насмотренные, хорошо чувствующие художника, и их мнения (которые, к слову, не всегда совпадают) дорогого стоят. Бумагу с печатью выдает только один из них — Силаев. Экспертные заключения именно с его подписью принимают аукционы. Для недорогих рисунков и набросков (а в психбольницах-интернатах Яковлев делал очаровательные зарисовки на клочках бумаги и маленьких листочках) аукциону и покупателю будет достаточно устного подтверждения Силаева. Мы, например, если получаем такое устное подтверждение, обязательно указываем это в описании лота. На практике это означает, что эксперт рисунок видел, подлинность его не насторожила, и в дальнейшем за деньги по желанию может быть выписано экспертное заключение. Почему не сразу? Ответ: по финансовым соображениям, ради экономии. Когда рисунки недорогие, то стоимость экспертизы может составлять чувствительные 30 % цены. Поэтому не все продавцы сходу готовы тратить деньги на бумагу от эксперта. Но покупателям я бы рекомендовал не откладывать этот вопрос в долгий ящик.

Раз уж зашла речь о ценах, то самые доступные работы Яковлева — это обычно карандашные или фломастерные рисунки размером примерно 20 × 30. Их часто можно купить на аукционах примерно за 30 000 рублей. Это душевные, но, прямо скажем, не зрелищные, не коммерческие вещи. В свою очередь отборные крупные гуаши с фирменными темами Яковлева (в первую очередь с красивыми цветами) сейчас могут стоить в диапазоне 250 000–350 000 рублей. В 1970-е годы родственники продавали такие вещи за 30–50 советских рублей.

Картины Яковлева гораздо бОльшая редкость, чем графика. Для работы маслом у него обычно не было условий. Дома писать картины ему не разрешали: семья поначалу жила в коммуналке, в тесноте, запах растворителей всем мешал. В больницах тем более условий нет, какое уж там масло. Так что в 1960-х и позже Яковлев занимался живописью преимущественно в гостях, в квартирах друзей, в мастерских других художников, в периоды, когда сбегал на свободу из дома на несколько дней. Сегодня в России ценовой ориентир для хороших масел Яковлева — это скорее уже 500 000–1 200 000 рублей. Плюс-минус. Многое зависит от качества, размера, периода. И только при условии, что к картине нет никаких вопросов по подлинности. Естественно, на таких ценах нужен уже консенсус всех авторитетных знатоков. И здесь не поленюсь в сотый раз напомнить банальные советы для начинающих коллекционеров. При любых сомнениях в подлинности лучше отказаться от покупки — это раз. Не гнаться за дешевизной на иностранных аукционах — это два. И не принимать решения в спешке. Яковлева надо начинать покупать лишь тогда, когда почувствуете, что вам уже почти хватает собственных знаний и насмотренности. Это три. Знающих людей слушать, конечно, нужно и полезно. Но жить лучше все же своим умом.

Редакция ARTinvestment.RU

Источники: svoykrug.com, artinvestment.ru

Что еще почитать по теме:
Свой круг. Художники-нонконформисты в собрании Александра Кроника;
Интервью с коллекционером Александром Кроником;
Форум AI: Владимир Яковлев, репортаж с выставки «Художники свободы» в «Доме Нащокина»;
Форум AI: Современники будущего. Еврейские художники в русском авангарде. 1910-е — 1980-е годы
Форум AI: Выставка Фонда Владимира Яковлева в Мультимедиа Арт Музее.