В недавно появившейся в Москве российско-немецкой галерее Dielh+Gallery one открылась выставка «Гласность/Перестройка. Русское искусство 1980–1992 годов», сделанная совместно с лондонской галереей Haunch of venison

На открытии выставки гостей угощали из большого алюминиевого бака на редкость аутентичным компотом. К компоту из школьной столовой подавали пирожки с начинкой «кусай дальше». И хотя у постсоветских людей вкус перестройки ассоциируется скорее с гамбургерами первого Макдональдса, произведениям в Dielh+Gallery угощение подходило как нельзя лучше. Как и само пространство галереи, расположившейся на первом этаже сталинского дома и сохранившей пышный ампирный декор.

Художники круга соц-арта и московского концептуализма (а именно к ним принадлежат многие авторы представленных на выставке произведений) давно сделали главной темой своего творчества различные исследования советского мира ― его мифологии и эстетики, идеологических конструкций и коллективного бессознательного. С другой стороны, разного рода советская символика и была именно тем, чего ждал от нашего искусства западный арт-рынок, с которым едва ли не впервые столкнулись художники из бывшего СССР. Нынешняя выставка, показывающая перестроечное искусство из западных собраний, ― лишнее свидетельство этой востребованности.

На выставке полным-полно советской атрибутики и реалий, но они уже утратили ту иероглифическую незыблемость, которой обладали при советской власти. Игорь Макаревич на полотне 1989 года пишет серп и молот в еретической для ортодоксальной советской символики зеленой гамме ― в цвете то ли травы, которой все порастет, то ли благородной патины, которой покрываются уходящие в небытие символы. Некогда могущественные мифы отправляются на покой. Сергей Мироненко в 1989 году сооружает инсталляцию «Уголок героя» с узкой казарменной койкой, возвышающейся на подиуме под лозунгом «Империализм ― источник военной опасности». А Мария Константинова создает «Кроватки» с мягкими стегаными одеялами и подушками из тряпичных свастик и пятиконечных звезд. Таким же безобидным, забавным и уютным тряпичным самостроком становятся кумачовые флаги и плюшевые с золотым шитьем знамена, которые перешивают в произведения современного искусства Тимур Новиков и Сергей Бугаев-Африка. И даже русский авангард приватизируется точно так же, как и советская утопия. «Красная конница» Казимира Малевича у Сергея Шутова (работа 1987 года «Всадники») оказывается рядом копеечных игрушечных солдатиков под небесами, в которых супрематические полосы превратились в психоделическое северное сияние.

Распад официальной картины мира меняет саму живописную оптику. В советские времена концептуалисты и соцартисты имитировали казенную гладкопись соцреализма. Перестроечные художники тяготеют то к неоэкспрессионистской живописи, то к фотореализму ― будь то «Очередь за вином» времен горбачевского сухого закона у Семена Файбисовича, «ДОСААФ» Евгения Гороховского или «Битца» (в то время ― стихийный «вернисаж» неформальных художников) Эдуарда Гороховского. А Леонид Брежнев на полотне Дмитрия Врубеля (1994–2001) выглядит уже не личностью культа и даже не героем анекдотов, а одним из имиджей некоего глобального массмедийного банка данных.

Перестроечные авангардисты оказываются не теми, кто первым увидел постсоветское будущее, но теми, кто первым попрощался с советским прошлым. Главным сюжетом выставки оказывается превращение советского из безысходной незыблемости застывшего настоящего в приметы совсем недавнего, но уже прошлого, из омертвевшей идеологии ― в выгодный товар, из коллективной мифологии ― в личные воспоминания и даже предмет ностальгии. «И вдруг нам становится страшно что-то менять», ― как пел тогда Виктор Цой в песне «Перемен».

Источник: www.kommersant.ru