Сегодня в галерее «Дом Нащокина» открывается выставка Владимира Любарова «Едоки»

Сегодня, 12 марта, в галерее «Дом Нащокина» открывается выставка Владимира Любарова «Едоки».

Вот уже около двадцати лет работает Владимир Любаров над своим живописным циклом «Страна Перемилово». Эта страна, созданная воображением художника, имеет как свои, вполне определенные, географические координаты, так и собственную метафизическую топографию. Так, «столица» любаровской страны — «Деревня Перемилово» — имеет реальный прототип и расположена на границе Владимирской и Ярославской областей. А любаровский «Город Щипок», хоть и напоминает чем-то соседний Юрьев-Польский, но все-таки в большей мере рожден воспоминаниями художника о своем послевоенном детстве, проведенном в замоскворецкой коммуналке на улице Щипок. В процессе создания живописного цикла к «Деревне Перемилово» и «Городу Щипок» прилепилось «Местечко» с ветхозаветными евреями и причудливый город «Амстердам», похожий и на свой голландский прототип, и на деревню Перемилово одновременно.

• 

Все эти годы любаровские герои живут на полотнах художника полноценной, самодостаточной жизнью: выпивают, смотрят на звезды, любят своих жен и чужих девушек, пляшут, поют хором, время от времени пускают красного петуха, иногда работают. Ходят по воде и всем миром справляются со стихией (серия «Наводнение»). А несколько лет назад, увлеченные общественным порывом, перемиловцы решили поумерить свое пьянство, оздоровиться и на некоторое время превратить Перемилово в «русскую олимпийскую деревню» (серия «ФизкультПривет!»).

Вот только подпортил перемиловцам праздник нынешний экономический кризис. Не то чтобы он выбил у них почву из-под ног: шиковать — они никогда не шиковали, просто наставшие «тощие годы» заставили их вновь задуматься о том вечном, что в российской истории во все времена совпадало с насущным. Проще говоря, о еде.

В новой серии Владимира Любарова «Едоки» все едят. Едят так же, как живут, а живут так же, как едят. Художник не изучает еду, а наблюдает за едоками. И у каждого едока на столе (на стуле, на табуретке, на газетке, на травке) натюрмортом разложена вся его личная история.

В новой серии, хоть она и радует глаз богатым продовольственным рядом, «гастрономическая реальность» не важна Любарову сама по себе. Она для художника лишь повод к тому, чтобы проявить людей, их мечты, помыслы и чувства. И напротив, людские эмоции, потаенные думы материализуются в съедобных «вещдоках» любаровских застолий. По еде-питью, потребляемым каждым из любаровских «едоков», легко читаются их судьбы. Так, сиротские бумажные стаканчики с непонятной жидкостью — это трудные понедельники граждан, весело проведших выходные («Понедельник»). Нелепо гигантский, с барочными розочками, торт очень смахивает на несбывшееся женское счастье («У Петровны юбилей»). И бесконечно длинны — как мотаемые сроки — серые макароны, которые с энтузиазмом заталкивает себе в рот братан, явно попробовавший неволи («Макароны по-флотски»).

• 

Особое место в этом «съестном» ряду занимают любаровские натюрморты. Если и есть повод отметить их «голландскость», то отнюдь не традицию снейдеровского роскошества, а кальвинистски аскетичную простоту. Каждый натюрморт Любарова представляет, как бы сказали нынешние диетологи, «монопродукт» — из тех, чья красота большинством из нас не воспринимается, замылился глаз. Ну что такого? — все это растет на каждом дачном участке: лук, чеснок, капуста, перцы, кабачки. Чуть побогаче выглядят наваленные горкой ягоды-фрукты: клубника, вишня, яблоки-груши.

Что может быть проще! Но все эти дары перемиловского огорода, поджидающие своих едоков, заряжены внутренним темпераментом, и каждый — со своей интонацией — беседует со зрителем. Нахально и ехидно — поросший колючими зелеными отростками прошлогодний чеснок. Кокетливо, подобно перезрелой красотке, — клубника. Меланхолично, с ноткой ностальгии — золотистые перцы. Вальяжно показывает себя, расталкивая «односельчан», розовый лук. И, не слишком сообразуясь с пространством холста, расправляет свои кружевные оборки купчиха-капуста: куда вы денетесь без меня, в тощие-то годы. — И действительно: куда?..

В любаровской картине мира еда выступает необходимым условием жизни, наипозитивнейшим ее качеством. Недаром лица всех его едоков отмечены особого рода «сдержанным сиянием» — как у Стивы Облонского в предвкушении обеда. Художественный язык Владимира Любарова отражает всю полноту переживания — физиологического, эмоционального, эстетического, — которому отдаются его персонажи, когда едят. И еда — даже по-будничному бесхитростная и незатейливая, как и весь быт любаровских героев, — дает им ощущение маленькой внутренней свободы.

По-прежнему ли выпивают едоки из любаровской «Страны Перемилово»? — А как же. Но нынешние любаровские герои на то и едоки, чтобы выпивать культурно, по-людски, под закусочку и с беседой. Правда, оздоровительный период все же не прошел для перемиловцев даром — и со всей очевидностью многие из них перешли на менее забористые напитки: в серии есть даже такая «концептуальная» картинка — «Перешли на пиво». Конечно, не всем из любаровских героев этот переход дается легко. Да и не умеют люди, живущие на российских просторах, преодолевать трудности на трезвую голову. Недаром еще Иосиф Бродский отмечал, что пьянство в российской глубинке каким-то парадоксальным образом помогает сохранять душу.

На фоне нарастающего шквала кулинарных телепередач, кулинарного бума в российском книгоиздании, модного тяготения наших «продвинутых» сограждан к кухне фьюжн и ко всему гастрономически-экзотическому, художник Любаров (отнюдь не гурман, а приверженец привычной домашней кухни) в процессе создания новой серии сделал удивившее его самого открытие: оказывается, вовсе не обязательно главный слоган наших дней — «Жизнь удалась!» — писать черной икрой по красной. Эти слова с той же убедительностью можно выписать всем тем, что сегодня есть у тебя на столе: например, красными солеными помидорчиками по гречневой каше. Или чесночком по черному хлебцу… Кому что нравится!

Выставка работает до 11 мая 2010 года.

Источник: museum.ru