Как не наломать дров
ARTinvestment.RU   10 апреля 2008

Первые шаги в коллекционировании предметов искусства сопряжены с множеством вопросов, опасностей и заблуждений. Многое придет с опытом, но есть то, что лучше узнать и понять «на берегу»

«Большой цирк» — вторая по аукционной стоимости картина Марка Шагала. Работа очень декоративная, тема ее в творчестве Шагала высоко ценится. Сюрреалистическая экспрессия имеет слишком большой размер — три метра в ширину. Вообще такие габариты могли стать препятствием для успешной продажи вещи. Они хороши для музея, но создают массу неудобств в частной коллекции. Правда, в конкретном случае все сложилось поразительно удачно. Почти 14 миллионов долларов. Притом что работы Шагала 1950-х годов до этого обычно стоили 6–8 миллионов долларов. Картина написана в 1956 году, в ценный период, когда Шагал еще полон сил.
А вот вещи, созданные к концу жизни, в самом конце 1970-х и начале 1980-х, ценятся ниже, чем работы периода его творческого расцвета.

В кратких ответах даже на самые острые вопросы, к сожалению, всегда есть элемент вульгарности. Коллекционирование и его инвестиционная составляющая состоят из нюансов, исключений и противоречивой на первый взгляд логики. Даже простейшие утверждения хочется закончить предлогом «но» и расширить …

Перед вами сильно сокращенный дайджест прежних публикаций D с советами для коллекционеров и инвесторов, совершающих первые шаги на рынке искусства¹. Так что разговор придется вынужденно ограничить темами денег, развенчания существующих мифов и похвалы расчетливости. Без нюансов. Допускаю, что формат покажется несколько циничным, но только так можно расставить самые первые, главные ориентиры, не уходя в глубокие рассуждения. Итак, вопрос — ответ.

Инвестиции в искусство, кажется, настолько сложны, что посильны лишь искусствоведам. Стоит ли начинать, если сам не разбираешься, да и сведущих знакомых нет?

На самом деле среди коллекционеров и инвесторов почти нет профессиональных искусствоведов или людей с профильным образованием. Чего греха таить: стоимость входа в систему серьезного инвестиционного коллекционирования высока сегодня настолько, что доступна лишь людям, имеющим отношение к бизнесу, управлению активами, и их наследникам. В этом деле менеджмента больше, чем искусствоведения: важна способность абсорбировать грамотные мнения и принимать решения, но и в предмет обязательно придется вникать глубоко. Коллекционированию нигде не учат. Нет университетов, где преподают, как разбираться в шестидесятниках, «парижской школе» или импрессионистах, где учат торговаться и разбираться в ценности периодов. Вряд ли есть учебники, где перечислены фамилии «правильных» экспертов, галерей и таможенных брокеров. Дорога по изучению предмета коллекционирования у всех примерно одинаковая: чтение профильной литературы, посещение выставок, общение с галеристами и опыт самостоятельных покупок.

Часто бывает, что в эмиграции художник адаптирует свои темы под запросы местных покупателей, отказывается от экспериментальных приемов, делает их более понятными и «родными» для французов, американцев, немцев. Но такие работы, лишенные узнаваемого русского контекста, как правило, становятся неинтересными уже русским покупателям. Но случай бунтаря Давида Бурлюка в этом смысле не типичен. В 1940-х годах, в эмиграции, в США, Бурлюк наоборот, возвращался к своим ценным самобытным, «деревенским» темам, найденным еще в 1910-х, развивая идеи, на которые в те бурные годы не хватило внимания и времени. Такие работы сегодня особенно востребованы на русском рынке.

Дошло уже до того, что выходят целые каталоги подделок. Да и без них давно ходят слухи, что рынок заполнен «фальшаками». Как уберечься от подделки?

Сейчас рынок стал значительно более чистым и цивилизованным, чем даже два года назад. Но проблема не потеряла остроты, поэтому остается призвать к разумным мерам предосторожности.

Одно из правил: нельзя безоговорочно верить бумагам, разнообразным экспертным заключениям. По факту экспертиза в стране является сейчас репутационной. Юридической ответственности эксперт не несет, то есть имеет полное право безнаказанно ошибаться. Поэтому рынок экспертизы оказался скомпрометирован «проплаченными» заключениями. Как же тогда справляться? Есть круг узких экспертов (специализирующихся на одном-двух художниках), чье мнение высоко котируется на рынке. Опытным коллекционерам достаточно бывает одного лишь их слова. Инаоборот: известны эксперты, чьи положительные заключения о подлинности являются недостатком атрибутированных ими работ. Представляете такое? И вещь-то вроде бы не вызывает сомнения, и заключение положительное, но подписано настолько «неправильным» экспертом, что продать работу с такой бумагой будет сложнее. Разбирающийся покупатель будет ожидать подвоха.

Экспертиза, конечно, необходима, особенно для дорогих работ, но нужно ответственно подходить к выбору кандидатуры эксперта (за содействием можно обратиться, например, в профильные галереи). Нужно также учитывать, что для большинства первых имен существуют именные фонды, заключение которых является окончательным и единственно признаваемым, — например, Комитет Шагала, фонды Явленского, Кандинского и т. д. Впрочем, это уже области не для начинающих инвесторов. Известно также, что одним из наиболее часто подделываемых направлений является русский авангард первой трети XX века, особенно революционный авангард (супрематизм и пр.) — вещи имеющие мировое значение. Собирать их— это уже высший класс коллекционирования, требующий высочайшей компетентности и профессионального чутья, поэтому новичкам до поры об авангарде лучше и не мечтать.

Ну а тем, кого останавливает только мысль о возможности попасться на фальшивку, по секрету скажем: у многих опытных коллекционеров в дальних углах пылятся вызывающе-ненастоящие «зверевы», «яковлевы» и все такое. Плата за науку. Понятно, что этим «экспонатам» уже ни в коем случае не дадут хода — хранят просто как воспоминание о коллекционной молодости и первых шагах. Словом, большинство ценителей-практиков проходили через покупку подделок, так что ситуация не зазорная.

Перед вами одна из лучших работ Николая де Сталя — одного из культовых художников русского зарубежья, значительной фигуры в абстрактном экспрессионизме. «Средиземноморье» входит в двадцатку самых дорогих работ русских художников. Вещи, созданные ближе к середине 1950-х, примерно за три года до самоубийства художника в 1955 году, являются наиболее ценными в творчестве де Сталя. Именно в этот период в них проступает фигуративная образность, которая столь любима знатоками и ценителями. Замечено, что абстрактные экспрессии де Сталя начала 1950-х очень быстро растут в цене. Но это касается вещей исключительного уровня, ранние же работы не покажут какой-либо выдающейся динамики.

Зачем рисковать, опасаясь за подлинность, если можно покупать работы на престижных аукционах? Там-то уж точно все проверяют…

При прочих равных условиях покупка на аукционе первой величины в самом деле безопаснее, чем на «внебиржевом» рынке. Но это отнюдь не гарантия от «фальшака». Такие сделки не редкость, пусть они проходят и не умышленно. Аукционы стараются оградить покупателей от сюрпризов как могут. А что они могут? Ведь аукционы точно так же опираются на документы, на официальные экспертные заключения. О сложностях, с этим связанных, мы только что рассказали. Еще проводят предаукционные выставки, куда можно прийти со своим экспертом. Но тоже ничего нельзя гарантировать. Случаются «проколы». Вещь куплена в приличном месте, привезена в Россию и тут — провал на экспертизе. Тяжелый случай. Возврат аукционному дому будет сопряжен со множеством тягостных формальностей. Придется доказывать, что их эксперты ошиблись, а ваши атрибутировали верно. К тому же бремя расходов на сбор приемлемых доказательств поддельности вещи также придется нести несчастному владельцу.

Общий совет — не совершать покупку при малейших сомнениях. Лучше сильно переплатить за настоящую вещь, чем «выгодно» купить подделку. Даже слишком дорого купленный подлинник когда-нибудь догонит и перегонит свою цену, став еще дороже.

Зачем в каталогах аукционов пишут эстимейты, если реально цены могут превышать эстимейты в несколько раз?

Эстимейт — это не более чем очень условный ценовой ориентир, неформальная оценка экспертов аукционного дома, авторитетное размышление на тему, сколько должна или может примерно стоить сегодня подобная вещь. То есть эстимейт — это вовсе не обязательство продавца совершить сделку в обозначенном диапазоне и даже не фиксация резервной или стартовой цены.

Работа Джексона Поллока, ведущего мастера американского абстрактного экспрессионизма, имеет исполинскую высоту — 2,4 метра. Обычно найти покупателя на произведение такого «некоммерческого» размера бывает непросто. Это недостаток, снижающий ликвидность вещи. Но на шедевры современного послевоенного искусства подобные правила не распространяются. По данным зарубежных СМИ, в 2006 году картина была продана за 140 миллионов долларов. Если бы это была не частная сделка, а открытая аукционная, то картина уверенно заняла бы первое место в рейтинге самых дорогих работ в мире.

Для художников устоявшегося значения, чьи картины в большом количестве находятся в рыночном обороте, аукционные цены часто остаются в границах эстимейта. Экспертам в этом случае удается довольно точно предсказать фактический рыночный диапазон, и тогда для покупателей это полезная и удобная информация. А вот для бурно растущих направлений эстимейт порой вырождается в бессмыслицу. В последние несколько лет на «русских торгах» (особенно тематических по современному искусству) 3–5-кратное превышение итоговыми ценами эстимейтов если не норма, то совершенно рядовой случай.

Другое дело, что косвенно нижняя граница оценочного диапазона иногда позволяет предположить, например, резервную цену — минимально возможную для продавца. Так, например, если заявлен эстимейт 100–120 тысяч долларов, то можно предположить, что граница резерва установлена приблизительно на 80тысячах долларов, а делать ставку в размере 50 тысяч долларов, скорее всего, бессмысленно. Цена такой заявки вряд ли достигнет резерва — на это и намекает эстимейт.

С какими деньгами можно начинать инвестиционное коллекционирование?

Лет пять назад на этот вопрос D уверенно отвечал: с любыми. Под любой бюджет можно было подобрать адекватное направление с инвестиционным потенциалом. Графика шестидесятников тогда стоила 500–1 000долларов. Живопись — 5–10тысяч долларов. Теперь цены выросли даже не на один порядок.

Если говорить именно об инвестиционном коллекционировании, то нужно оставаться реалистами. Возьмем перспективное направление. Аукционные цены на живопись известных представителей русского послевоенного неофициального искусства (В. Немухина, Д. Плавинского, Е. Рухина и др.) сегодня начинаются со ста тысяч долларов. Оборот инвестиционного собрания по самому скучному сценарию должен составлять минимум три картины в год, чтобы о вас помнили как о серьезном коллекционере. Считайте, уже триста тысяч. Понятно, что существуют более экономичные варианты — например, покупать не живопись, а куда более доступную графику. Но графика при прочих равных условиях медленнее растет в цене (условно, не на сорок, а на двадцать процентов в год), более требовательна в хранении и менее ликвидна, ее сложнее продать. Сдругой стороны, такие большие бюджеты нужны преимущественно для активного инвестиционного коллекционирования. Для души, в качестве долгосрочных персональных вложений, можно покупать ведь и по одной вещи в год. Пусть висит себе, радует глаз и прибавляет в цене процентов сорок-пятьдесят ежегодно.

Правильно ли, что вложения гарантированно окупятся, только если покупать работы известных художников?

Правильно лишь в сочетании имени признанного художника с работой высокого уровня, выдающегося качества. В ином случае это правило не работает.

Это гуашь. Формально — графика. Другое дело, что в этой графической технике шестидесятнику Владимиру Яковлеву удавалось создавать экспрессии, совершенно живописные по восприятию. «Кошка с птицей» — это одна из повторяющихся тем в творчестве художника. Ценный сюжет, метафорический. По сути, философская притча о несвободе, о роли обстоятельств, много о чем. Говорят, что Яковлев увидел сцену с птицей в зубах кошки из окна психиатрической лечебницы. Обратите внимание, что работа имеет большой, метровый размер, не свойственный для графики. Так что довольно высокая на тот момент цена объяснялась целым комплексом факторов, их удачным сочетанием.

Помимо имени, огромное значение в определении ценности вещи имеют период создания и тема. Например, все знают Аристарха Лентулова. Имя громкое. Его ценят как новатора, одного из основателей «Бубнового валета», автора шедевра «Звон. Колокольня Ивана Великого» 1915года. Работы Лентулова такого класса, созданные в первой четверти XXвека, обречены стоить миллионы. Другое дело, что их почти нет на рынке. Но поздних работ, уже 1930-х годов, времени, когда Лентулов отрекся от своих экспериментов, продается множество. И стоят они символические деньги для художника такого уровня. Потому что созданные в соцреалистической манере пейзажи Лентулова в художественном плане ничем уже не примечательны. Имя есть, подлинность есть, декоративность есть, а ценности нет. И для инвестиционного коллекционирования такие вещи не подходят. Подобные примеры встречаются сплошь и рядом. Почти у любого художника, ставшего знаменитым абстракционистом, был период поисков, когда он занимался фигуративной, реалистической живописью. И работы абстрактного периода могут стоить, к примеру, миллионы, а реалистические пейзажи — десятки тысяч, и то лишь из уважения.

Кроме периода, с точки зрения художественной ценности, а значит, и инвестиционного потенциала важно обращать внимание на тему конкретной работы. Тема или прием, сюжет должны быть характерными для творчества художника, узнаваемыми, стержневыми в его работе. Пример: игральные карты в творчестве Владимира Немухина, которые фигурируют в коллажах, графике и живописи художника с конца 1960-х годов. Это ценится. Авот ранние колористические абстракции того же Немухина интересны разве что для полноты коллекции, их инвестиционный потенциал невысок.

На инвестиционные перспективы работы также влияют техника (живопись обычно ценится выше графики) и размер. Картину среднего «коммерческого» размера (условно, 70 х 90) скорее всего, легче будет продать, чем вещь маленькую или гигантскую (у серьезных коллекционеров дома висит не одна работа, поэтому для большой картины не всегда найдется место).

Говоря о качестве, нужно помнить, что шедевры растут в цене, во-первых, быстрее рынка, а во-вторых, непредсказуемо резко. Не случайно серьезные коллекционеры борются за вещи выдающегося качества с привлечением сумм, кажущихся сегодня просто неразумными.

Запоминающиеся строгие геометрические абстракции, изобретенные Питом Мондрианом в 1920-х годах, имеют высокую ценность не только с точки зрения истории искусства. Коллекционеры готовы платить за них десятки миллионов, как, например, за эту знаменитую композицию начала 1940-х. А вот ранние, начала XX века реалистические пейзажи Мондриана стоят в 200 раз дешевле, так как не содержат ничего новаторского. Так что реагировать на одно только имя художника не стоит — нужно присмотреться к конкретной вещи. Важно все: тема, период, техника, размер, история бытования — из этого складывается инвестиционный потенциал работы.

В какое искусство лучше инвестировать: в русское или зарубежное?

Упрощая ситуацию, ответ можно сформулировать так: в России пока удобнее инвестировать в русское искусство. Русская художественная школа исторически имеет высокий уровень. Это область, в которой России есть чем гордиться и в мировом масштабе. И конечно, сильных художников национального значения тоже есть по меньшей мере сотня. Любовь к русскому искусству в стране прививалась десятилетиями. Выходит много соответствующей литературы. Очень важно, что есть квалифицированные эксперты. Собирать русское искусство интересно потому, что оно близко по восприятию, по сюжетам, по историческим нюансам, по атмосфере. На внутреннем рынке русское искусство более ликвидно: большая часть отечественных коллекционеров собирает именно русское искусство, значит, при прочих равных условиях работу отечественного художника можно будет продать быстрее и относительно более выгодно. И еще важно, что при высоком качестве произведения русского искусства пока еще в разы дешевле, чем сопоставимые по уровню произведения всемирно известных художников.

Но это только вопрос удобства. Если интереснее западное искусство, будь то брит-арт или импрессионисты, то серьезных препятствий для работы с ним тоже нет. Не случайно замечено, что в последнее время в России растет спрос на работы зарубежных художников мирового значения, на первые имена класса Пикассо, Модильяни, Ренуара и др. Растет интерес к творчеству состоявшихся западных современных художников. Новое поколение коллекционеров ищет свою тему и может не замыкаться в русском искусстве. Правда, нужно учитывать, что купить, хранить и продать работы зарубежных художников, то есть реализовать их инвестиционный потенциал, за границей будет, наверное, проще, чем в России. Оперировать ими выгоднее там, где есть более развитая информационная инфраструктура и большее число профильных коллекционеров.

Что выгоднее покупать: актуальное искусство или антиквариат?

Инвестиции в антикварную живопись, как, впрочем, и в модернистскую послевоенную, уже достаточно хорошо предсказуемы. В этом есть преимущество. На стороне собирателя антикварной инвестиционной коллекции — статистика продаж, история аукционных цен, литература, каталоги-резоне ², выставки, экспозиции музеев. Значение состоявшегося художника для истории живописи уже определено, его творчество изучено, особо ценные удачные периоды отмечены, новаторство получило свою оценку. Риски для инвестора состоят в том, что можно купить подделку или вещь посредственного качества. Но риска потратить деньги на вещь с туманными инвестиционными перспективами почти нет. Акценты в творчестве состоявшегося «антикварного» художника уже надежно расставлены.

Актуальный, подающий надежды художник — это уже другие риски. Галерейные цены тоже быстро растут. Но тут многое держится на мифологии, на пиаре. История знает массу примеров, когда чрезвычайно модные и популярные в свое время художники спустя десятки лет выпали из истории искусства, остались известны только специалистам. Есть вопросы к объективности цен. Понятно, за какие деньги можно купить, но вопрос: за какие и кому перепродавать. На аукционах работы актуальных русских художников начали появляться недавно. Ситуация не устоялась.

Изучать современное искусство, понимать его, приобретать его с целью чистого коллекционирования — это, бесспорно, увлекательно, заряжает энергией. Это смело, наконец. Современное искусство привлекает тем, что созвучно сегодняшнему темпу жизни, новому укладу, философии, ценностям. Нередко оно агрессивно, провокационно, чрезмерно эмоционально. Оно позволяет новому владельцу чувствовать себя адекватным сегодняшнему дню и удивлять окружающих. Коллекционирование современного искусства позволяет покупателям пообщаться с самим художником, расспросить его о заложенных смыслах. Это тоже важно. Наконец, за подлинность современной вещи можно уж точно быть абсолютно спокойным. Плюсов множество. Иэто увлечение может даже обернуться баснословно удачным вложением денег— как, например, для тех, кто в 1990-х годах покупал произведения тогда еще только подающего надежды Дэмьена Херста. Но нужно помнить, что для инвестиций в отличие от чистого коллекционирования требуется больше предсказуемости.

Не морочьте голову! Лучше признайтесь, работы каких художников нужно купить, чтобы вложенные сто тысяч долларов за год превратились в двести?

Сделать из ста тысяч долларов двести тысяч довольно просто. Нужно поменять доллары на рубли, дождаться, когда курс «американца» упадет вдвое, и купить требуемые двести тысяч долларов.

Если серьезно, то, к сожалению, такая формулировка вопроса, по отзывам галеристов, чрезвычайно современна. Но автору цепи рассуждений «сам не в искусстве не разбираюсь, есть деньги, хочу удвоить, купите мне на свое усмотрение», в результате которой эта формулировка появляется, на понимание в какой-либо галерее рассчитывать не приходится.

Галерея — не музей, она деньги зарабатывает и инвестиционную мотивацию покупателя воспринимает нормально. Но в кредиторах обычно не нуждается. Тем более что дефицитным ресурсом на этом рынке являются качественные произведения, а не деньги.

Обычная работа галереи — подобрать нужную вещь под пожелания клиента, проследить, чтобы она была в порядке, заработать на ней деньги в момент продажи. Через некоторое время галерея может помочь перепродать эту вещь по поручению клиента и снова заработать свою комиссию. За это клиент вправе иногда рассчитывать на добрый совет, но не может требовать финансовых гарантий. Повторюсь: вместо клиента решение о покупке никто не примет, а сопутствующие инвестиционные и финансовые риски понесет он сам.

И здесь, собственно, мы подошли к самому главному. Для инвестиционного успеха необходимы знания и везение — их сочетание. Единственный вариант, позволяющий обрести уверенность в вопросах инвестиций в искусство, — не отдавать все на откуп консультантам, а научиться разбираться самому: много читать, спрашивать специалистов, изучать интересующую тему, посещать выставки, копаться в Интернете, общаться с коллекционерами.

Инвестиции в искусство— это серьезная и порой нервная интеллектуальная работа. Но вознаграждением за нее становятся не только деньги, но еще и особое удовольствие от владения художественным произведением, — удовольствие, которого не дает никакой другой инвестиционный инструмент.

Владимир Богданов

¹ См.: В. Богданов. Первые вложения в искусство. Часть 1 // Dиректор-Инфо. — 2007. — № 5. — С. 36–39; В. Богданов. Первые вложения в искусство. Часть 2 // Dиректор-Инфо. — 2007. — № 6. — С. 40–44; В. Богданов. «Детские» вопросы по арт-инвестированию // Dиректор-Инфо. — 2007. — № 8. — С. 34–38. Возврат
² К сожалению, каталоги-резоне для русских художников можно пересчитать по пальцам. Возврат