РОГИНСКИЙ Михаил Александрович

14 августа 1931 (Москва) — 5 июля 2004 (Париж)

Перед вами первая публикация автобиографии Михаила Александровича Рогинского. Текст написан отдельными фрагментами и с незначительными редакторскими правками собран нами в хронологическом порядке. Благодарим вдову художника, Лиану Рогинскую, за предоставленный оригинальный текст и фотографии и помощь в работе над этим материалом. — Ред.

Родился 14 августа 1931 года в Москве.

Отец до 1938 года работал начальником библиотеки ЦДКА. Мать — тоже библиотекарь, работала в Центральной городской библиотеке на ул. Воровского.

В 1938 году отца посадили неизвестно за что, судя по сроку — 3 года — ни за что. В обвинительном акте было «недоносительство». Парадокс в том, что тот, на кого он должен был донести, читал «Майн Кампф» в специальном русском переводе для политработников Красной Армии, был секретарем комсомольской организации Дома Красной Армии и не был арестован.

Вместо трех лет по приговору отец отсидел 8 лет, потому что срок его кончался в августе 1941 года, а в июне началась война. По окончании войны, в 1946 году он был освобожден, но без права жить в Москве, Ленинграде и т. д. В 1947 году он был снова сослан в Сибирь на поселение, просто так, без приговора, «в связи с обострением международной обстановки». Там он прожил до 1953 года, до амнистии, а потом его реабилитировали в 1954 году, после того как Сталин умер и к власти пришел Хрущёв.

В 1941 году мы с матерью и братом были эвакуированы из Москвы в Казахстан, в город Семипалатинск. Помню в день отъезда из Москвы — полуторки с пулеметами на остановке 21-го трамвая.

В 1946 году поступил в Городское художественное училище — МГХУ, которое находилось в Чудовом переулке, около кольцевой станции метро «Парк Культуры». Проучился там 4 года. Училище это, не знаю почему, было закрыто в 1950 году, и наш курс перевели в Училище 1905 года.

На Чудовке мне крупно повезло: я попал по живописи и рисунку в класс Михаила Семеновича Перуцкого. Он в 1920-х годах входил в группу «НОЖ» (Новое Общество Живописцев. — Ред.), а потом, по его собственным словам, увлекся импрессионизмом. Он, например, рассказывал: «Ренуар говорил, что у Гойи такие лошадки, что их поцеловать хочется». Это в 1947 году! Я не могу сказать, что он меня чему-то действительно научил. Я вообще не уверен, что учитель должен «учить». Скорее поощрять, указывать на то, что хорошо. Убирать у ученика дурные привычки, развивать вкус, советовать, что посмотреть в музее, какие выставки посетить и т. д.

Лучше всего учит среда — музеи, галереи.

Когда я учился, была только Третьяковка. Правда в 1947 году в Эрмитаже увидел французскую живопись — Клода Монэ, Ван Гога, Сезанна, Ренуара.

Перуцкий, могу сказать с благодарностью, подготовил меня к восприятию живописи. То есть подготовил меня как человека, который может при желании стать художником.

И тем не менее то, что я не бросил живопись, меня самого удивляет.

Потом началась по всей стране борьба с формализмом, и к нам пришли другие преподаватели. Там был не могу сказать что полный мрак, но про Ренуара уже не говорили. Там, правда, был симпатичнейший преподаватель по живописи — Сергей Николаевич Костин, который ничему не учил, но жить с ним было можно.

По театру был Виктор Алексеевич Шестаков, светский человек, чего-то учил по театру, но театр меня тогда не интересовал.

Последний, дипломный, год учился в МОХУ памяти 1905 года. Учился на театрально-декоративном отделении и в 1951 году закончил с дипломом «художника-декоратора» / исполнителя.

По окончании училища — в 1951 году «загремел» в армию. Прослужил почти три года, на Севере.

С 1954 года (после службы в армии) 6 лет работал в театрах Северодвинска, Лысьвы, Пскова и Златоуста как художник-постановщик.

Потом вернулся в Москву, где с 1963-го по 1969 год преподавал в Детской художественной школе на Кропоткинской.

С 1969 по 1976 год преподавал в Заочном народном университете искусства им. Крупской.

***

1995 год. Живописец. В настоящее время пишу композиции с фигурами и городские пейзажи.

Для себя определяю это как «документализм», как продолжение поп-арта.

Начал серьезно заниматься живописью в начале 1960-х годов. Занимался «предметной» живописью. То есть писал, главным образом с натуры, обычные домашние предметы — чайник, кастрюли, газовую плиту и т. д. Иногда по зарисовкам. Постепенно стал увеличивать предметы. Писать их больше натуральной величины.

Примерно к 1967 году стал переходить к «ретро» под влиянием русского натюрморта 18–19 веков.

Потом стал писать маленькие картинки темперой на оргалите по левкасу.

В 1978 году эмигрировал во Францию. Несколько лет (с 1978 по 1981) писал большие полуабстрактные полки малярными красками на бумаге.

Потом тоже на бумаге и акрилом написал серию «Воспоминаний о Москве» — главным образом фигуры — магазины, очередь, застолье. А также свою московскую квартиру.

Потом был период «неоэкспрессионизма» (1984–1985 годы), большие композиции с фигурами, с текстами.

Потом плоские (не в перспективе) натюрморты, в 1986–1987 годах.

Занимался абстрактными композициями — на холсте и коллажем — рельефы на дереве.

Потом несколько лет делал работы на упаковочном картоне — коллажи, имитирующие стенки, двери. Потом стал вводить изображения лиц (как бы фото на стенках).

Потом сделал черно-белую серию исходя из «досок почета».

А после первого приезда в Москву после 15-летнего отсутствия стал переходить к традиционной живописи с трехмерным пространством. Сперва это были натюрморты, а потом сцены с людьми, городские пейзажи.

***

Мне нравятся отдельные работы у многих художников. Например, супрематические вещи Малевича, городские пейзажи Хоппера, ранние композиции Раушенберга, маленькие черные абстракции Турецкого, натюрморты-витрины Бойса, последние абстракции Дюбюффе, отдельные ранние работы Вейсберга — до того, как стало белое на белом, и многие работы Розенквиста, пейзажи Левитана.

***

Насчет современного русского искусства, о моем поколении, о тех, кто называет себя шестидесятниками, мало что могу сказать. Слишком все это было серьезно и без юмора, слишком всерьез эти художники себя воспринимали. Мне кажется более симпатичной группа молодых художников, с которыми я общался зимой 93-го года, это бывшие «Чемпионы мира» — те, кто раньше работали в Фурманном переулке. Это просто, с юмором, это интеллигентно.

Насчет же вообще русского искусства: 20-е годы — одно из чудес света. Как вышло, что сразу после передвижников, после «Мира искусства» появилась такая живопись (да и не только живопись — театр, кино) ?

Еще насчет современности. По-моему, важно не то, какое место современная русская живопись занимает сейчас в мире, а как она соотносится с сегодняшней жизнью там — в России.

Уверен, что для русской живописи, сегодняшней и будущей, важны три вещи:

1. Наладить наконец обучение современному искусству.

2. Создать музей современного искусства в Москве и в Санкт-Петербурге.

3. Рынок — его сейчас нет, так как нет еще элиты. Я имею в виду элиту денежную, конечно. Наверно, для этого придется подождать детей или даже внуков нынешних нуворишей. Потому что сегодня единственный серьезный покупатель современного русского искусства — государство — делает и всегда будет делать скидку на «народ» (которому, как известно, современная живопись, мягко говоря, мало интересна).

***

Современная живопись или, точнее говоря, современное визуальное искусство меня перестало интересовать. Меня отталкивает от него прежде всего его радикальность, т. е. когда ты сразу видишь позицию художника, его заявку. Это скучно. Нет созерцания, нет, как писал Платонов, «чего-то нечаянного». Например, когда я смотрю пейзаж Левитана или русский натюрморт 18-го века, я вижу там что-то кроме художника, кроме его «заявки», его декларации.

***

Американская живопись сегодня оставляет меня равнодушным. Чтобы узнать ей цену, стоит посмотреть две монографии — Малевича и Джаспера Джонса.

Контраст настолько разительный и настолько не в пользу Джонса, что спрашиваешь себя: как же так — такая слава, такие деньги? Американцы, конечно, сыграли большую роль в современном визуальном искусстве, Повсюду, но особенно в России. В России потому, что была уничтожена, вытравлена русская школа 1920-х годов.

***

В США были (наверное, есть и сейчас) хорошие художники, Например, Хоппер, Поллок, Раушенберг, Филип Гюстен. Наверное, есть и другие.

Я предпочитаю ходить в Лувр и смотрю там Древний Египет, Месопотамию, коптское искусство, средневековье, фламандские примитивы. Это вовсе не значит, что я хочу, чтобы все стало «как раньше». Я просто смотрю это как обыкновенный посетитель музея.

***

Мы все — продукты своего времени (а как может быть иначе?) И моя работа — это всего лишь отклик на то, что я вижу и знаю, что происходит здесь, на Западе, и особенно там, в России. Искусство с большой буквы, т. е. искусство само по себе, меня не интересует, или, вернее, я его не понимаю. Да я просто не знаю, что это такое в живописи — искусство. Это, наверное, только пока учишься. Если, скажем, большое искусство — это Рафаэль, то тем хуже для искусства.

1.12.1996.

***