«Пренебрежительное отношение к нуворишам, коллекционирующим искусство, абсурдно. Богатые всегда скупали произведения искусства», — пишет корреспондент британской The Times Бен Макинтайр (Ben Macintyre)

«Пренебрежительное отношение к нуворишам, коллекционирующим искусство, абсурдно. Богатые всегда скупали произведения искусства», — пишет корреспондент британской The Times Бен Макинтайр (Ben Macintyre).

Недавно в газете The Times была опубликована статья, автор которой задается вопросом: в какой момент Россия стала одной из главных сил на рынке искусства? Произошло ли это в тот момент, когда в мае этого года Роман Абрамович потратил 60 миллионов фунтов на покупку двух картин Фрэнсиса Бэкона и Люциана Фрейда? Или раньше, в 2004, с покупкой Виктором Вексельбергом коллекции яиц Фаберже? Или, может быть, поворотным моментом стало событие, произошедшее в сентябре 2007? Тогда Sotheby's снял с торгов коллекцию Ростроповича и Вишневской, после того как было достигнуто соглашение с российским миллиардером Алишером Усмановым о покупке всего собрания целиком.

Однако наиболее наблюдательные могли заметить, что произошло это в тот момент, когда в мае прошлого года Christie's в Нью-Йорке без лишнего шума просто добавил российский рубль к списку валют, отображаемых на табло во время торгов.

Российские миллиардеры сейчас ведут себя на рынке примерно так же, как американские магнаты столетие назад. Обладая неограниченными ресурсами и ограниченным вкусом, они вызывают самые разнообразные реакции — от благоговейного трепета и восхищения до снобизма и зависти.

Если два года назад на долю российских покупателей приходилось примерно 3 процента произведений импрессионистов, купленных на аукционах, то сейчас это уже 40 процентов. В прошлом году на Sotheby's было продано произведений русского искусства на общую сумму в 180 миллионов долларов, что в 22 раза превосходит итог 2000 года.

Новый русский коллекционер появился в результате бурного развития экономики в предыдущие 9 лет, его состояние опирается на сырье и энергетические ресурсы и мало восприимчиво к финансовым кризисам. В то же время слабость доллара значительно подстегнула его покупательскую активность. Он уверен в себе, любит все эффектное и, в глазах некоторых, безнадежно вульгарен.

Для многих в мире искусства новые магнаты, скупающие Пикассо метрами, — это просто варвары при деньгах, собирающие искусство лишь из желания следовать последним модным тенденциям. Описывая открытия Салона изящных искусств в Москве на прошлой неделе, одна из британских газет с трудом скрывала отвращение, говоря о новых русских покупателях искусства с их «выставляемыми напоказ женами, облаченными в Gucci и бриллианты, которые семенят рядом с чувством долга». С тем же презрением писали и о покупке Романом Абрамовичем картин Бэкона и Фрейда на последних торгах. Вместе с тремя яхтами, двумя подлодками и футбольным клубом «Челси», Абрамович также «приобрел» новую подружку — Дарью («Дашу») Жукову, которая недавно сообщила об открытии новой галереи современного искусства в Москве. В британской прессе о ней пишут с некоторым пренебрежением как о 25-летней «светской львице», дочери российского нефтяного и банковского магната. Девушка учится в Лондоне на врача-гомеопата — но это совсем не то же самое, что, например, Пегги Гуггенхайм.

Впрочем, с подобным же пренебрежительным отношением в свое время столкнулись и новые американские собиратели начала прошлого века, однако именно их первые шаги в коллекционировании заложили основу величайших частных собраний искусства — Фрика, Меллона, Рокфеллера и Харримана.

Новые деньги из Нью-Йорка, наводнившие арт-рынок в начале ХХ века, наводили ужас на культурное сообщество «Старого света», видевшее в них спекулянтов, накапливающих сокровища. Генри Джеймс в своем романе «Протест» ( The Outcry — также может быть переведен с английского как «аукцион»), вышедшем в 1911 году, изображает вымышленного героя — американского миллиардера Брекенриджа Бендаера, который покупает произведения искусства с помощью большой чековой книжки и некоторой проницательности. Считается, что прототипом персонажа стал американец Генри Фрик.

Таким образом, художественные пристрастия и экстравагантность новых богатых американцев сто лет назад подвергалась таким же насмешкам, какими сейчас осыпают на Западе русских олигархов, покупающих на московском Салоне инкрустированные бриллиантами украшения, сделанные из метеорита, которому 800 тысяч лет.

Между тем часто забывают о том, что перенос центра тяжести арт-рынка на Россию является всего лишь очередным свидетельством того, что великое искусство привлекает огромные богатства. Это определенный шаг вперед по сравнению с покупкой футбольного клуба — новая ступень самоутверждения для людей, добившихся всего в жизни самостоятельно.

Эта ситуация вряд ли может быть где-то более очевидной и ожидаемой, нежели в России, где традиция коллекционирования предметов искусства имеет глубокие корни. Так, Екатерине Великой мы обязаны большей частью Эрмитажного собрания. В начале ХХ века эту традицию продолжили новые собиратели из купеческой среды — достаточно вспомнить Ивана Морозова и Сергея Щукина, собравших в России беспрецедентные по качеству коллекции произведений французских импрессионистов и постимпрессионистов.

Затем революция прервала эту деятельность, заставив многих собирателей бежать, в то время как их коллекции были национализированы. Тогда же в американские и европейские собрания были распроданы многие шедевры в обмен на твердую валюту.

В целом ограничения, наложенные советской властью, не давали развиваться частному собирательству и перевели эту деятельность на подпольное положение. Уже после падения СССР появилось новое поколение собирателей, одержимых идеей возвращения русского искусства на Родину (например, Вексельберг).

Каковы бы не были мотивации новых русских коллекционеров (патриотизм, инвестиции в искусство или самореклама), они делают важное дело для искусства как такового. Вкладывая деньги в искусство, они еще раз подтверждают тезис о том, что искусство обладает сверхъестественной силой преодолевать время, вкусы и экономические циклы. В конце концов, это намного важнее, чем яхты, инвестиционные фонды и даже футбол.

Если «Челси» едва ли имеет шансы стать достоянием общественности в обозримом будущем, то возможность того, что Абрамович выставит Бэкона или Фрейда, представляется весьма реальной, потому что какой смысл покупать работы такого уровня, если ты не собираешься их показывать. Хотя арт-рынок взбудоражен, российское современное искусство находится в расцвете, по мнению журналиста The Times. Очевидно, что появление на рынке столь серьезной силы с табличкой участника торгов должно оживить российскую художественную среду подобно тому, как это происходило до сих пор в истории.

Сегодня мы подвергаем насмешкам известие о том, что российский олигарх купил картину Бэкона, но однажды наступит день, когда мы придем к Абрамовичу (или, что более зависит от дальнейшего развития романтической истории, в галерею к Даше Жуковой) в Москве точно так же, как сейчас мы посещаем галерею Тейт в Лондоне или Фрик в Нью-Йорке, и удивимся этой странной финансово-промышленной системе, приносящей выгоду единицам и дарящей красоту многим.

Источник: www.sgallery.net , www.timesonline.co.uk