Автор AI Зина Фанделина побывала на главной ярмарке современного искусства, закрывающей нынешний арт-сезон

•  
  Иллюстрация создана ИИ-моделью ChatGPT 5 Pro по запросу ARTinvestment.RU

К ярмарке Art Basel Miami Beach 2025 внимание было приковано особым образом. За последние десятилетия (не считая вынужденных экспериментов пандемийного времени) именно этот год оказался самым неоднозначным для мирового рынка искусства. Первое полугодие, мягко говоря, не внушало оптимизма — и многими было воспринято как провальное. Однако во втором арт-рынку, вспомнившему о собственной репутации, удалось инициировать несколько громких сделок, явно рассчитанных на улучшение психологического фона. Среди них — проданный на Christie’s Густав Климт за $250 млн и самая дорогая работа женщины-художницы: живопись Фриды Кало за $52 млн, также на Christie’s.

На фоне этой ценовой «перезагрузки», сопровождаемой всеобщей неуверенностью, ярмарка Art Basel для многих зрителей — и даже для профессионалов — выглядела своеобразным маркером. Именно здесь ожидалось получить ответы на вопросы о том, остался ли у покупателей интерес, что будет куплено и за какие суммы, кого покажут галереи, учитывая строгую кураторскую селекцию ярмарки и глубокое знание вкусов коллекционеров (подкрепленное ежегодным Art Basel & UBS Art Collectors Report).

Мы посетили ярмарку и сопровождающие ее события — и готовы поделиться наблюдениями. Рассказ будет оформлен в виде десяти тезисов, каждый из которых — взгляд «с полей» на Art Basel Miami Beach 2025 и на то, каким может оказаться следующий сезон.

1. Время решает все

Уже не первый год Art Basel сокращает сроки своих ярмарок — не только в Майами-Бич, но и на других площадках. Формат, казавшийся непоколебимым еще десять лет назад, сегодня выглядит почти аскетичным: вернисаж во вторник и затем публичные дни с кульминацией на выходных. К тому же в последние сезоны открытие для VIP-коллекционеров сместили на среду, тем самым урезав «время раздумий» до минимума.

Учитывая, что около 30 % работ топ-галерей традиционно покупаются еще до открытия (чаще всего по предварительному бронированию), сокращение VIP-периода выглядит осмысленным. С одной стороны, это ускоряет принятие решений: времени мало — значит, сомневаться некогда; с другой — снижает расходы: не секрет, что затраты на логистику, страховки и аренду павильонов для галерей давно стали критическим фактором. В кулуарах говорили, что некоторым участникам было рекомендовано покинуть павильоны вместе с работами уже в ночь с воскресенья на понедельник. Раньше же демонтаж начинался лишь через несколько дней, в более спокойном режиме.

Коллекционеры, вняв новой стратегии, подстроились под нее удивительно быстро. Если в 2024 году они заполняли Майами-Бич уже с понедельника, то в 2025-м город до среды казался декорацией для фильма о постапокалипсисе: пустые рестораны, редкие машины, даже такси — роскошь. Но едва пробило утро среды — город ожил. Пробки на въезде в Майами-Бич возникли мгновенно, словно кто-то нажал кнопку «включить арт-рынок». Гостиницы, кстати, тоже сыграли в эту игру: заметно снизив цены за проживание, они косвенно подтвердили, что сезон стал короче, а значит — рациональнее.

Виртуозное жонглирование временем оказалось очередным намеком: сегодня коллекционеры ценят не только искусство, но и собственный ресурс — будь то деньги, время или и то, и другое одновременно. Приехать прямо к открытию — и уступить павильоны «простым смертным» ближе к выходным — новый ритуал, отражение реальности, где эффективность важнее протокола. О том, как это повлияло на продажи, расскажем чуть ниже.

2. Цифровому искусству — быть!

Art Basel обманула всех — и, признаться, даже нас. Весной в отчете The Art Market цифровое искусство было фактически вычеркнуто: NFT не попали ни в общий объем продаж, ни в отдельную статистику. Это не выглядело случайностью, скорее тщательно продуманной редакционной позицией. Профильные издания лишь усилили эффект: Artnet и ArtNews дружно нивелировали тему, и к середине года многие (и мы в их числе) уже почти забыли, что совсем недавно цифровому формату пророчили большое будущее.

Как оказалось, это было прелюдией. Ровно за месяц до Art Basel в Майами-Бич была объявлена некая новая платформа цифрового искусства под названием Zero 10. Само слово «платформа» выглядело многообещающе, но никто не ожидал ничего сверх очередного мобильного приложения. Последние годы Art Basel пыталась экспериментировать с цифровыми онлайн-магазинами и сервисами, предложив около пяти подобных «непонятно для кого» решений с таким же расплывчатым эффектом. Но Zero 10 оказалась «ярмаркой внутри ярмарки»: отдельный павильон с цифровыми работами топ-художников. Здесь был Beeple, был Дмитрий Черняк, были цифровые экзерсисы от Larva Labs (создателей «криптопанков») и еще примерно два десятка проектов.

Неожиданно именно этот павильон стал самым посещаемым на Art Basel, и это было логично: он апеллировал не к аббревиатуре NFT, а к опыту взаимодействия. Рынок, будто вспомнив, что искусство нужно не только покупать, но и переживать, ощупывать и запоминать, сделал шаг к физическому носителю. Негласный девиз Zero 10 звучал просто: не только показать, но и дать что-то покупателю в руки — что-то, имеющее тактильность, память и функцию собственности. Искушенные коллекционеры на VIP-превью заполнили павильон так же плотно, как четыре года назад павильон Tezos — только в этот раз эффект был не истеричным, а скорее, зрелым. Чтобы окончательно примирить Art Basel с цифровым искусством, организаторы пошли на гротеск: один из главных упреков NFT — расхожие обвинения в спекуляции и отмыве средств — был доведен до абсурда. В павильоне выставили стиральные машины, «полоскавшие» существующие NFT. Именно эта самонасмешка, умноженная на технологичность, неожиданно стала одним из самых обсуждаемых моментов ярмарки.

Результат — красноречивее слов. По данным организаторов, за все время Art Basel более 46 тысяч человек «отмыли» свои NFT — то есть публично заменили старые блокчейн-записи новыми. Что будет с этими «новыми» — вопрос отдельного разговора, но сам факт оказался символическим: цифровое искусство не умерло, не угасло и не растворилось. Оно вернулось в игру — но уже в формате, в котором его стали готовы воспринимать даже самые осторожные коллекционеры.

3. Хорошего художника ноги кормят

Среди тех, кто не только порадовал, но и удивил, особняком стоит Beeple. Наблюдая, как художник по семь часов находится в собственном павильоне, не отказывая ни в фотографии, ни в автографе, ни в разговоре, невольно ловишь себя на мысли: возможно, его статус самого дорогого цифрового автора современности не лишен оснований. Редко сегодня встретишь художника, который не просто отбывает присутствие на ярмарке как повинность по контракту с галеристом, но активно общается с существующими и потенциальными коллекционерами, демонстрируя именно то эмоциональное включение, которое так ценят покупатели.

В этот раз Beeple создал комплексный объект — вольер из роботизированных собак. Каждая оснащена головой известного человека, и разделены они были на две группы: «сильные мира сего» (Джефф Безос, Марк Цукерберг и Илон Маск) и «классики искусства» (Энди Уорхол и Пабло Пикассо). Из политиков автор решился показать только Ким Чен Ына. Каждая робособака имела встроенную камеру и принтер; через регулярные промежутки она «выплевывала» открытки с текстами, сформированными искусственным интеллектом на основе новостных потоков. Замысел был прост: эти лидеры мнений — от предпринимателей до художников и политиков — формируют наше сознание, и именно его, «цифровое и коллективное», интерпретировали робопсы. Результатом их цифровой жизнедеятельности становились тексты, материализованные в открытках. Beeple оценил каждого робопса лишь в $100 тыс., с прозрачным намеком на возможное серийное производство в дальнейшем, — и все семь объектов были раскуплены еще в день открытия. Интересно сравнить с другим провокационным объектом — бананом Маурицио Каттелана за $160 тыс.: здесь мы имеем не только символический жест, но и потенциально функциональный объект (если, конечно, робопсы не сорвутся с цепи раньше, чем помогут по хозяйству).

Однако куда интереснее стратегический контекст этого успеха. Нивелировав цифровое искусство в глазах рынка в начале года — отчетами, публикациями, редакционной политикой — и даже спровоцировав закрытие некоторых контрактов и галерей, работавших с цифровыми медиа, Art Basel фактически расчистила пространство. А затем, выпустив Zero 10, ярмарка монополизировала право называться главной площадкой продаж цифрового искусства. Примечательно, что параллельные эксперименты с блокчейном были окончательно свернуты: Solana, имевшая павильон два сезона подряд, в 2025 году отсутствовала. Все бразды правления цифровым направлением аккуратно перешли к Art Basel, которая сначала информационно прикрыла тему, а затем элегантно вернула ее — но уже без слова NFT. Вероятно, это и была стратегия: сперва «низложить до атомов» (как любил говорить злодей Танос), затем собрать заново, оставив NFT в качестве ретроспективной оболочки.

В итоге цифровое искусство вернулось в повестку, но уже как «новое — хорошо забытое старое». Вспоминается 2018 год, когда первая ярмарка цифрового искусства CADAF вызвала огромный интерес публики: коллекционеры специально прилетали, чтобы купить цифровые работы в живом пространстве. У CADAF не было ни бюджета, ни маркетинга масштаба Art Basel, и формат не закрепился. Но спустя семь лет тот самый прецедент, возможно, материализовался в Zero 10 — ровно в тот момент, когда рынок был психологически готов к возвращению и когда Art Basel аккуратно расчистила под него место.

4. Апроприация и винил — главные слова уходящего года?

Переходим к изобразительному искусству. Мы сознательно поставили его после цифрового — не только потому, что именно цифровая часть привлекла внимание публики и журналистов, но и потому, что говорить об объектном искусстве образца 2025 года, увы, придется с теми интонациями, которых нам хотелось бы избежать. Речь идет не только об Art Basel, но и о других ярмарках, расположенных в пределах Майами-Бич и материкового Майами, — мы посетили практически все, и выводы оказались тревожно созвучными. В целом тренд можно описать одним словом: серость. Не серость в смысле палитры, а в смысле художественном. Галеристы, не сговариваясь, уверяли, что работы продавалась лучше, чем в прошлом году; однако очевидно: качество искусства заметно упало. Яркие, прорывные, свежие, интересные, а порой просто приятные глазу работы среди сотен стендов можно было сосчитать буквально по пальцам. Мы наблюдаем парадокс: искусство стали покупать активнее, но сами произведения стали гораздо менее требовательными к зрителю, а их авторы — к идее.

Возникает вопрос: неужели мы имеем дело с коллекционером, который располагает средствами, но постепенно утрачивает вкус? Хочется, конечно, ответить: «поживем — увидим», но рынок не располагает временем для философских пауз — ему необходимо работать уже завтра.

Второй неприятной особенностью стало то, что назвать иначе как эрзац-контентом язык не поворачивается. Если раньше подобной эстетикой славилась ярмарка Art Miami, обслуживающая не самую взыскательную латиноамериканскую аудиторию (которая охотно покупала «надувных собачек» à la Кунс в исполнении обескураживающе малоизвестных авторов), то теперь эту «заразу» подхватила и Art Basel. Иначе как объяснить тот факт, что сразу несколько десятков галерей показывали работы, в которых изученные и узнаваемые стили известных мастеров были заимствованы без тени смущения? Это был не «диалог с традицией» и не «интерпретация» — это была имитация. Мы условно называем такой формат «бюджетным искусством». И в Майами-Бич в 2025 году были представлены и «бюджетный Баския», и «бюджетный Рихтер», и другие почти-подлинники.

Но и это еще не все. Следующим проявлением художественного мракобесия стали работы Жана Дюбюффе, напечатанные на… виниловой ткани. Мы привыкли, если уж речь идет о Дюбюффе, иметь дело с оригиналами (на худой конец — с подделками оригиналов) — но здесь на виниле, словно на спонсорском баннере вечеринок, красовалась пометка «1/10», с ценой $300 тыс. Формально разрешение на воспроизведение было выдано семьей художника (после его смерти), и с точки зрения юридической чистоты претензий нет. Но с точки зрения художественной совести — вопросы остаются. Тем не менее работа была продана. Это еще раз подтверждает: проблема заключается не только (и не столько) в наличии или отсутствии денег у покупателя, сколько в наличии или отсутствии у него вкуса. И если Art Basel и дальше будет «заявлять» такую планку кураторского отбора, а рынок — так же охотно поглощать эрзац, то вопросам качества, похоже, придется уделять куда большее внимание, чем вопросам цены.

Следующие шесть тезисов мы разберем в окончании статьи.

Зина Фандéлина, AI