В 1918 году Игорь Грабарь, создавая первые в России государственные реставрационные мастерские, собрал лучшие силы. Шедевры живописи и графики, античная керамика и средневековые инкунабулы, резные иконостасы Русского Севера и росписи египетских храмов — за девяносто лет существования Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени Грабаря его сотрудники вернули к жизни более пятидесяти тысяч произведений искусства. Судьба же самих мастерских оказалась непростой.

Немногим известно, что в 1934 году постановлением Наркомпроса они были закрыты с формулировкой «за аполитичность», а восстановлены лишь десятилетие спустя. Однако мастера, которые трудились в этих стенах, из поколения в поколение передавали не только высочайший профессионализм, но и удивительный дух единства и преданности своему делу. Собрать всех специалистов, в буквальном смысле слова, под одной крышей удалось недавно. Реставраторы встретили юбилей в новом здании.

Сейчас в здании на Бауманской улице располагается Научно-реставрационный центр Грабаря, а в 1921 году там находился легендарный ЦАГИ — Центральный аэрогидродинамический институт — намоленное место советских авиаторов. Институт давно переведен в Жуковский, а заброшенный ангар три года назад был отдан реставраторам.

«Деревянные стены были, были покрыты дранкой и обгорелые», — рассказывает директор Центра Алексей Владимиров. Бывший Туполевский институт достался ему в полуразрушенном состоянии. Реставраторы ломали голову, как сохранить памятник архитектуры, внутренние конструкции которого так напоминают Эйфелеву башню. «Мы называем их контрфорсами. Они сделаны гениально! Металлические и воздушные, но несут крышу и поддерживают стены», — замечает Алексей Петрович.

В 1930-х на месте одной из стен был балкон, с которого наблюдали за сборкой самолетов. В 1970-х в здании установили огромную счетно-вычислительную машину. Специально для нее построили бункер. «Бункер на первом этаже. То, что называется бункером, это первый этаж фактически. Здесь такая гигантская машина была. В этом бункере мы сделали фондохранилища, которые отвечают безопасности»,  — продолжает директор.

Камеры наблюдения работают круглосуточно, ведь теперь в этом помещении располагаются фонды. «Это архив для рентгеновской лаборатории», — показывает Владимиров. Очень похоже на кабинет врача. Точный диагноз определяет рентген. Все истории болезни — всего их одиннадцать тысяч — отправляются в архив. Фотосъемочный цех заставлен современной аппаратурой и музейными раритетами. Однако это не мертвые экспонаты. К примеру, на камере-обскуре до сих пор работают.

Раньше реставрационные мастерские были разбросаны по четырем церквям, а теперь все под рукой. «Это отдел реставрации тканей», — говорит директор. Там можно увидеть ткани разных эпох. Например, гарнитур восемнадцатого века. Еще несколько месяцев — и он будет как новенький. «Все было черного цвета, все выбелили, вычистили. Это покров на раку», — показывает Алексей Петрович.

На шитье пятнадцатого века располагается шитье семнадцатого века. Целый кусок ткани просто истлел. От воска остались следы на шелке. Современные золотошвейки все делают вручную. Золотую кайму прошивают специальными иголками. «Все нити укрепляем», — отмечает мастер.

Соседи-графики восстанавливают деформированную гравюру, выводят пятна, набирают фон. Работают по фотографиям. Ценные оттиски отправляются на световой стол, на котором каждый изъян виден как на ладони. «Если есть разрывы, совмещаем на световом столе, чтобы волокна соединились друг с другом», — поясняет реставратор.

«Это отдел реставрации масляной живописи. Работает двадцать восемь человек. Здесь было главное конструкторское бюро», — продолжает экскурсию по мастерским директор Центра. Одна из стен служила большой доской. В этом помещении в натуральную величину делали эскизы и кроили из металла крылья и фюзеляжи советских самолетов. «Это бывший кабинет главного авиаконструктора», —  указывает Алексей Владимиров.

Рядом располагается еще одна мастерская — для картин больших размеров. Там хранятся только холсты-гиганты, как, например, полотно из Рязанского музея или французский пейзаж из Абрамцевского музея. Диагноз у всех один: утрата красочного слоя. «Одно дело делать маленькую картину, другое — у такого гиганта стоять», — замечает директор. У полотна барбизонцев утрачены не только краски, но и грунт. «Они, оказывается, как лист бумаги складывали — вот шов сложения живописи», — замечает Владимиров.

Под одной крышей работают триста восемьдесят реставраторов. Центр Грабаря уже сравнивают со знаменитым Помпиду. Несущие конструкции, стеклянные павильоны, необъятные площади. «Хотелось сделать такой центр и создать условия, чтобы можно было браться за любой заказ», — признается Алексей Владимиров. Почти сто лет этот ангар служил авиации, а теперь авиаторов сменили реставраторы.

Источник: tvkultura.ru