В новой серии AI рассказывает о происхождении и эволюции ремесла продавцов предметов искусства

•  
  Иллюстрация создана ИИ-моделью ChatGPT 4о по запросу ARTinvestment.RU

Часть 1. Императорские агенты»: как зарождался арт-рынок Европы в XVI веке.
Часть 2. Марко Боскини и венецианский рынок XVII века.
Часть 3. Джеймс Торнхилл — первый английский арт-агент XVIII века.
Часть 4. Европейский арт-рынок второй половины XVIII века. Часть 1.

В конце предыдущей части мы остановились на переломном моменте: арт-дилеры становились профессионалами, а рынок искусства — прозрачной структурой с аукционами, публичными выставками и печатной критикой. Однако, как известно, основой любого рынка является наличие спроса — другими словами, развивается он не столько продавцами, сколько покупателями. И в XVIII веке стал радикально меняться сам облик коллекционера — фигуры, определяющей, что в мире искусства станет мимолетной модой, а что — долгосрочной инвестицией.

Главным эстетическим эталоном века стала античность: неоклассицизм, вдохновленный раскопками в Помпеях и Геркулануме, распространился по всей Европе. В богатых домах стали появляться «залы под Рим», заказные картины на мифологические сюжеты, копии античных бюстов. Обладание фрагментом античного мира становилось символом образованности и культурного престижа. Покупка искусства была теперь не только эстетическим, но и идеологическим жестом — актом приобщения к «вечным ценностям». Параллельно с неоклассицизмом нарастал интерес к живописи XVI–XVII веков. Тициан, Веронезе, Рубенс, Ван Дейк — работы этих художников охотно приобретались в Англии, Франции, Австрии. Картины старых мастеров превращались в актив: их перепродавали по нескольку раз в течение жизни одного поколения, создавая документированные прецеденты капитализации художественной ценности. Именно в этом контексте рождается и само понятие «антиквариата», где возраст вещи становится самостоятельным аргументом ее цены.

Однако не все коллекционеры могли позволить себе монументальное полотно или мраморную скульптуру. Для большинства процветал рынок малых форм: гравюры, пастели, миниатюры в медальонах стали настоящей арт-валютой XVIII века. Их можно было легко вывезти из Италии, подарить друзьям, разместить в небольших гостиных или кабинетах. Особенно популярен этот жанр был в Англии, где портрет, написанный пастелью, становился обязательной частью семейной хроники (фактически исполняя роль сегодняшних социальных сетей — т. е. документирования семейного уклада). Эти компактные произведения давали возможность приобщиться к искусству широкой прослойке новых коллекционеров — от буржуазии до образованных чиновников.

Одним из наиболее показательных жанров XVIII века стал парадный портрет. В Англии он достиг пика благодаря таким художникам, как Джошуа Рейнольдс и Томас Гейнсборо. Но заказчики шли не только к ним: по всей Европе художники специализировались на передаче статуса, богатства и характера своих клиентов. Портрету отводилась роль не просто изображения. Кто-то заказывал его в расчете на политическую карьеру (чему должны были способствовать живописные образы «прогрессивного лорда» или «патриотичной дамы»), кто-то — чтобы подчеркнуть принадлежность к новому классу буржуазии. Цена на портрет могла превышать стоимость сложной исторической композиции — ведь он работал как капитал вложений в собственный имидж.

И наконец — главное новшество века: коллекционер начал смотреть на искусство не только с любовью, но и с финансовым прицелом. Все чаще картины и скульптуры приобретались не для уюта в салоне, а для будущей перепродажи или передачи по наследству в качестве актива. Находчивые арт-дилеры начали сознательно создавать спекулятивный интерес к определенным художникам, продавая «восходящих звезд» по растущей цене. Так в XVIII веке зародилось инвестиционное коллекционирование — в наши дни ставшее основой работы арт-фондов и консультантов по формированию коллекций.

Параллельно стремительной эволюции коллекционеров арт-рынок Европы превращался в единое торговое пространство; при этом в нем оформились два центра силы — Париж и Лондон. Их соперничество в конце XVIII века стало одним из главных сюжетов в истории европейского искусства.

На протяжении большей части века Париж удерживал пальму первенства в культурной жизни континента. Именно здесь создавались художественные школы, открывались академии, выставки собирали публику, а искусство обсуждали в салонах и печати. В Париже формировался художественный вкус — сначала аристократии, а затем и буржуазии. Однако, несмотря на развитую дилерскую сеть и богатое внутреннее производство искусства, французский рынок оставался преимущественно закрытым для экспорта. Иностранцы сталкивались с барьерами — от языковых и социальных до институциональных. Крупнейшие сделки происходили внутри страны, и даже знаменитые художники ориентировались в первую очередь на внутреннего заказчика.

На другом берегу Ла-Манша Лондон развивал совершенно иную модель. С момента основания Sotheby’s (1744) и Christie’s (1766) британский рынок стал синонимом прозрачных публичных торгов. Дилеры закупали искусство на континенте и везли в Лондон, превращая его в логистический центр художественного обмена. Но главное — в Британии гораздо раньше осознали значение международной аудитории. Аукционы были открыты, каталоги доступны, система торгов — понятна и надежна. Здесь охотно принимали заказы от иностранцев, продавая искусство коллекционерам со всей Европы. Город становился не только площадкой торговли, но и символом нового, глобального арт-рынка.

К концу XVIII века в художественный ландшафт радикально вмешались исторические события. Французская революция 1789 года стала шоком не только для монархии, но и для всего арт-рынка. Аристократия эмигрировала, дворцы пустели, коллекции распродавались — зачастую в спешке и за бесценок. Наполеоновские войны продолжили эту тенденцию: тысячи произведений покидали Италию и Францию, меняли владельцев (на ходу теряя документы) — оседали в Лондоне (обретая документы заново; что сегодня нередко становится неразрешимой задачей для искусствоведов — считать ли созданный в начале XIX века провенанс подделкой или историческим артефактом). Лондон, сохранявший относительную политическую стабильность, стал центром притяжения «спасенного искусства» — здесь оно получало новых владельцев и рыночную жизнь. Коллекционеры, которые еще десять лет назад не могли бы позволить себе картину Рубенса, теперь могли купить ее на аукционе.

Так, во многом вопреки логике развития, центр арт-рынка начал смещаться из Парижа в Лондон. Один город оставался сердцем культуры, второй — становился центром торговли. Эта двойственность сохранилась надолго: с тех пор рынок стал совмещать в себе академию и коммерцию, эстетику и инвестиции, любовь к прекрасному и любовь к деньгам.

Обобщая материал обеих частей, напомним читателю основные новшества арт-рынка, которые принес XVIII век.

• Одним из главных открытий века стала выставка как форма взаимодействия художника и публики. Салоны во Франции, выставки Королевской академии в Британии перестали быть элитарными событиями и превратились в городские общественные явления. Впервые картины обсуждали не только в кругу меценатов — но и в печати, кафе, на улицах. Так родилась арт-критика — инструмент влияния на цену, вкус и репутацию. Выставка как явление сегодня преобразилась в галерейный вернисаж (не поверите: три столетия назад было принято посещать не только открытия и закрытия выставок, но и экспозиционный период между ними!) и арт-ярмарку — места, где художник встречается с покупателем, а публика (в широком смысле) — с рынком.

• Каталоги аукционов, начавшие публиковаться в Англии и Франции во второй половине XVIII века, задали стандарты описания произведений: авторство, размеры, техника, состояние, история владения. Эти принципы используются до сих пор — только теперь они чаще оформлены в цифровом виде: на сайтах аукционных домов, а также в базах публичных продаж Artnet, Artprice и ARTinvestment.RU. То, что начиналось как скромный буклет, за несколько веков превратилось в аналитическую основу арт-рынка.

• Дилеры уже не были просто посредниками: они вели частные показы, рекомендовали работы, создавали моду на отдельных художников. Их функция все больше обретала черты сегодняшней профессии арт-консультанта. Одновременно в этот период родилась фигура, которую мы сегодня называем галеристом: он не просто продавал в собственном пространстве — но строил карьеру художника и рынок вокруг него, вкладывая деньги в развитие творческих единиц.

• XVIII век — это время зарождения финансового подхода к искусству. Все чаще произведения приобретались с мыслью о перепродаже, дилеры создавали ажиотаж, цены росли и падали. Это мышление сегодня воплощается в арт-фондах, индексах художников и стратегиях диверсификации частного и корпоративного капитала.

• Политические потрясения конца века «перезапустили» арт-рынок, едва оформивший деловые и художественные очертания. Коллекции сменяли владельцев, государственные музеи формировались из конфискованных собраний, рынок получил новые работы и новых покупателей. Впервые искусство оказалось предметом не только покупки, но и перераспределения активов — совсем как в период COVID-19, когда на рынок хлынула масса некогда считавшихся сакральными (недоступными частному коллекционеру) работ из музейных собраний разорившихся институций.

В целом XVIII век завершился не просто набором арт-новшеств, но переходом в новую парадигму владения: искусство больше не принадлежало только королям или церкви. Оно стало публичным, оценимым и продаваемым. Спрос стал определять предложение, а сам коллекционер (носитель спроса) — задавать моду. Арт-дилер же пока существовал на вторых ролях, являясь «менеджером» предпочтений коллекционера, но не их «продюсером».

До резкой смены ролей и зависимости одних от других оставалось менее 100 лет. Но это уже другая история, которую будем рады рассказать в следующей статье серии. Итак, наступает XIX век…

Зина Фандéлина, AI