Художник недели. Борис Гурвич из объединения Филонова
ARTinvestment.RU   14 августа 2017

Впервые на AI Аукционе Борис Исаакович Гурвич. Художник входил в первый состав «Мастеров аналитического искусства» Павла Филонова, просуществовавший до раскола объединения в 1930 году. Ранее работы Гурвича никогда не предлагались на торгах в нашей стране

Опять приятное открытие. На столе в хранилище аукциона — выразительная графика и объект с «формульным» рисунком, в котором безошибочно угадывается крепкая школа Павла Филонова. Кто это? Последователь? Ученик?

Так и есть.

Борис Гурвич. Член объединения Павла Филонова первого созыва, один из лучших его учеников.

Он присоединился к «Мастерам аналитического искусства» примерно в 1924 году, когда ему еще не было двадцати. За спиной у него было пять лет обучения в Петроградских художественных мастерских и в Академии художеств у Мстислава Добужинского и Кузьмы Петрова-Водкина. Под руководством «очевидца незримого» (так Филонова назвал в свое время Крученых) молодой художник начал осваивать новаторский аналитический метод. Вместо до конца продуманного рисования — интуитивное «выращивание» картины. Вместо сюжета — «формулы». Вместо «глаза видящего» — «глаз знающий». Не ученики, а «изучающие мастера». В новом аналитическом методе, когда картина начиналась, ученики Филонова до конца не знали, чем она закончится: велено было идти за своей интуицией. В комментариях к дневникам Филонова исследователи отмечают, что Гурвич был одним из самых ярких учеников, «идеолог», с лидерскими качествами. Под руководством Филонова изучающий мастер Гурвич работал пять лет — весь «золотой период» этой школы.

То есть вплоть до раскола объединения в 1930 году.

Что случилось?

Думаю, все началось задолго до раскола. С яркими людьми часто так: интересно, но сложно. Воспоминания друзей и собственные дневники выдают в Филонове-учителе человека бескомпромиссного и неуживчивого. А тут еще наложился исторический фактор. В 1920-х шла ожесточенная борьба за приоритет идей и место в искусстве. Нужно было искать союзы, а Филонову сложно было рассчитывать на понимание коллег. Да, многие мастера очень ценили и открыто выражали поддержку. Например, будущий сталинский академик Исаак Бродский находился под сильным впечатлением от работ Филонова и долгие годы безуспешно пытался приобрести его картину. А например, Малевич был не высокого мнения о найденном Филоновым пути (хотя лично ему симпатизировал). Талантливый Матюшин, которого настойчиво звал к себе в группу Филонов, предпочел в конце концов работу с идеологом супрематизма. Влиятельный функционер художник Игорь Грабарь препятствий Филонову особо и не чинил, но тоже не любил и не поддерживал. Недоброжелателей, конкурентов и открытых врагов было много: шла борьба за влияние, за заказы, и в ход пускались любые, самые бесчестные средства. А тут еще и несносный бескомпромиссный характер маэстро, идущего на принцип, несмотря на ущерб для себя и окружающих.

В итоге к концу 1920-х годов находиться рядом с Филоновым молодым художникам стало как минимум неуютно: учитель нередко перегибал палку, был суров к ученикам, насаждал атеизм, запрещал продавать ученикам работы без разрешения. А вообще уже и небезопасно. Задули другие ветра, вольница кончилась, а Филонов жил так, словно ничего не изменилось. Вместе с тем государство начало отчетливо ставить перед искусством практические идеологические задачи по воспитанию масс. Политическому руководству стала нужна доходчивая пропаганда, а не авангардные поиски. Членам группы Филонова с их методом в новой политической конструкции места явно не находилось. Еще немного, и вместо выставок и регулярной работы молодым художникам пришлось бы окончательно уйти вместе с учителем в подполье и перейти на голодное существование. Это в лучшем случае. Ведь в давлении на Филонова со стороны чиновников от культуры стали все чаще звучать опасные обвинения в контрреволюции. Его учеников начали травить (несколько человек потом расстреляли, но это было позже). И неудивительно, что раскол в группе был делом времени. Конфликт с ученицей Юлией Капитановой (Араповой) был лишь поводом для ухода большинства художников от Филонова. После ее вздорных публичных заявлений ученики Филонова просили исключить ее из группы, но учитель вступился, о чем потом сам пожалел. Причины, как сегодня понятно, были глубже.

Среди покинувших Филонова в 1930 году был и Борис Гурвич. Исследователи пишут, что он не просто ушел за компанию, а был в числе организаторов раскола — лидером группы, потребовавшей самостоятельности. Так уж вышло. При этом к учителю личной неприязни Гурвич не питал. После ухода аналитический метод не забросил, продолжил его развивать, но уже сам по себе (работал, конечно, больше в стол). Из дневников Филонова становится понятно, что Гурвич после ухода не раз старался помочь учителю с заказами, пытался выйти на примирительный разговор. Но Филонов, что тоже ясно из его дневников, так и не простил своего яркого ученика и помощи не принимал. Он вообще редко от кого ее принимал — такой был характер.

Через два года после раскола группы МАИ государство окончательно завинтило гайки и покончило с независимостью художественных объединений. Соцреализм был выбран основой идеологического воспитания населения. Тем более что и война была не за горами.

Гурвич в отличие от Филонова встроился в систему. До войны оформлял павильон СССР на Всемирной выставке в Париже в 1937 году, работал над оформлением павильонов нынешней ВВЦ — ВДНХ в 1939 году, много трудился в театре и в кино. В те годы Гурвич участвовал в постановках ленинградских и украинских театров. Потом война — фронт. После войны — опять главным образом театр: Ленинградский театр имени Ленинского комсомола, Русский драматический театр в Вильнюсе, Ленинградский театр драмы и комедии, московский театр Сатиры и др. В частности, в театре Сатиры художник занимался оформлением спектаклей «Тень» (1958) и «Двенадцать стульев» (1960). Но все это было преимущественно решением утилитарных прикладных задач. Как самостоятельный феномен аналитическое искусство в СССР было не востребовано. Гурвич изредка участвовал в групповых выставках — например, в экспозиции «Советский спектакль» в 1962 году в Ленинграде. Но персональных выставок у Гурвича так и не было. Вплоть до начала крушения Советской власти, до которого Гурвич немного не дожил. Художник умер в 1985 году.

Лишь через 47 лет после смерти на родине вновь вспомнили о самом Павле Филонове (его выставка в ГРМ состоялась в 1988 году, а умер он в блокаду в 1941 году). А там уж постепенно музеи стали возвращать в историю искусства и других художников аналитического искусства. Персональная выставка Гурвича состоялась через пять лет после смерти художника, в 1990 году, в Ленинграде, в зале местного отделения Союза художников. А в 2006 году вышел альбом «Борис Гурвич», подготовленный датским искусствоведом, специалистом по русскому авангарду Троэльсом Андерсеном. Он лично знал Гурвича, ездил к нему в Ленинград, фотографировал работы, записывал воспоминания. Купить это 120-страничное издание сегодня уже не просто, но еще можно. Русский перевод статей этого альбома сделала известный специалист по кругу Малевича и русскому авангарду Александра Шатских.

В конце — про рынок. Тут все просто. На аукционном рынке зафиксирована лишь одна продажа живописного произведения Гурвича. Зато какая! В 2008 году его «формула» без названия была продана на Sotheby’s с 10-кратным превышением эстимейта — почти за $ 250 000. Принимать ли эту цену за какой-то новый ориентир? Вряд ли: разовое десятикратное превышение на пике рыночного ажиотажа дает очень шаткую основу для выводов. Но как доказательство высокого интереса к качественным работам художников аналитического искусства — да, годится. У нас на AI Аукционе будет не живопись, а графика. Но тоже аналитическая и очень неплохая.

Редакция ARTinvestment.RU

Что еще почитать по теме на AI: 
Гурвич Борис Исаакович (1905–1985). Биография;
Творческое объединение «Мастера аналитического искусства»