Подпись латиницей и дата "1894".
Мелкий прорыв холста справа от вершины мачты парусника.

В картинах Айвазовского обычно прекрасно передана воздушная среда. Независимо от того, какое состояние природы он передает, изображение неба и воздуха всегда занимает в них большое место, а умение передать пространство чисто живописными средствами всегда отличало искусство Айвазовского.
С особой полнотой ему удалось это в ”голубых маринах”, самое сюжетное содержание которых обычно сводится к изображению солнечных морских просторов. В таких пейзажах он обычно писал открытое море в ясный полдень, веселую зыбь, поднятую свежим бризом, и серебряное крыло парусника, пенящего прозрачную изумрудную волну. Вся прелесть подобных картин заключена в хрустальной ясности и сиянии, которое струится из них. Этими чертами ”голубые марины” Айвазовского родственны строфам Лермонтова:
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом...
... Айвазовский много раз в жизни испытывал совершенно особое душевное состояние, которое всегда сопутствует пребыванию на паруснике в летний ясный полдневный час в открытом море, то состояние окрыленности, которое с изумительной полнотой и образностью передал Лермонтов в своем стихотворении.
Серия ”голубых марин”, написанная Айвазовским, объединена этим чувством.
Н. С. Барсамов. Иван Константинович Айвазовский. М.: Искусство, 1962 г. сс. 105-106.
...Художнику достаточно было беглого взгляда на альбомный рисунок, чтобы в его памяти возникли образы давно увиденной природы. Уверенность, с которой он писал свои картины, изумляла его современников. Процесс создания многих его произведений сводился к тому, что он брал из папки рисунков приглянувшийся ему лист и по нему в самых общих чертах намечал композицию. Все остальное дополнялось его памятью и творческим воображением.
О том, как работал Айвазовский в последние годы жизни, хорошо рассказал художник И. С. Остроухов:
”С манерой выполнения художественных работ покойным знаменитым художником-маринистом Айвазовским мне пришлось случайно ознакомиться в 1889 году, во время одной из моих заграничных поездок, в Биаррице. Приблизительно в одно и то же время, в какое я прибыл в Биарриц, приехал туда и Айвазовский. Почтенному художнику было уже тогда, как помнится, лет этак семьдесят... Узнав, что я хорошо знаком с топографией местности, он тотчас же потянул меня на прогулку по океанскому берегу. День был бурный, и Айвазовский, очарованный видом океанского прибоя волн, остановился на пляже...
Не спуская глаз с океана и ландшафта далеких гор, он медленным движением достал свою крохотную записную книжку и нарисовал всего лишь три линии карандашом - очертание далеких гор, линию океана у подошвы этих гор и линию берега от себя. Потом мы пошли с ним дальше. Пройдя около версты, он снова остановился и сделал такой же рисунок из нескольких линий в другом направлении.
- День пасмурный сегодня, - сказал Айвазовский, - и вы мне, пожалуйста, скажите только, где у вас здесь восходит и заходит солнце.
Я указал. Айвазовский поставил в книжке несколько точек и спрятал книжку в карман.
- Теперь пойдемте. Для меня этого достаточно. Завтра я нарисую океанский прибой в Биаррице...
На другой день действительно были написаны три эффектные картины морского прибоя в Биаррице: утром, в полдень и при закате солнца...”
Несмотря на такую легкость работы, нельзя рассматривать творчество Айвазовского как непрерывную цепь легких достижений, дающихся мастеру без напряжения. Он работал ежедневно и помногу, как работали старые мастера. Сколько бы ни говорили биографы Айвазовского, да и сам мастер, что он пишет только в моменты ”вдохновения и наития”, к этому следует относиться с осторожностью. В молодости, когда Айвазовский только нашел свой путь художника, в каждой новой картине раскрывались новые живописные образы, захватывавшие его своей свежестью, и работа у него протекала в состоянии высокого творческого подъема, который обычно называют вдохновением.
Но если учесть, что Айвазовский творчески работал шестьдесят три года, что он работал ежедневно и написал около шести тысяч картин, станет ясно, что в основе его искусства лежала не только вдохновенная импровизация, но и трезвое, трудовое отношение мастера к своему творчеству, во многих случаях поднимавшемуся до больших высот. Так работали великие мастера прошлого, так создавал свои картины и Айвазовский.
Всем своим творчеством, особенно во второй половине жизни, он доказал свое упорное и последовательное стремление к реалистическому искусству, высокие образцы которого были им даны в лучших работах последних десятилетий его жизни. Он пришел к своим лучшим достижениям своеобразным путем. Нет сомнений - Айвазовский живо сознавал, что, работая методом своего предшественника
С. Ф. Щедрина, современника А. П. Боголюбова, или методом своего последователя Л. Ф. Лагорио, или
Р. Г. Судковского, он никогда не создал бы тех грандиозных образов морской стихии, которые принесли бессмертную славу его творчеству. Еще в молодости он мог стать на один уровень с любым из маринистов, но он не пошел проторенным путем.
Никто в искусстве XIX века не сумел возвыситься до восприятия морской стихии как грандиозного, величественно- спокойного или грозно-могущественного явления, никто не передал жизнь моря во всей его капризной изменчивости и многообразии так, как это с большой эмоциональной силой сделал Айвазовский. Никто не передал неуловимый ритм движения морских волн, не ощутил пульсации морского прибоя так, как Айвазовский. Это умение сообщило небывалый размах творческим замыслам Айвазовского, а легкость воплощения этих замыслов в живописные образы и высота мастерства, какой владел Айвазовский, сообщили его искусству покоряющую силу.
Там же, сс. 115-116.