Сегодня Русский музей открывает «Врата и двери»
ARTinvestment.RU   28 апреля 2011

На выставке представлено около 90 работ более 80 авторов, среди которых В. Верещагин, А. Лактионов, И. Кабаков, А. Бродский, О. Кулик, М. Рогинский, И. Макаревич, С. Бугаев-Африка и многие другие

ГРМ, 28 апреля — 20 июня 2011

Сегодня в Мраморном дворце Государственного Русского музея открывается выставка «Врата и двери». В экспозиции представлено около 90 работ более 80 авторов, среди которых: В. Верещагин, Н. Богданов-Бельский, А. Лактионов, И. Кабаков, А. Бродский, О. Кулик, М. Рогинский, И. Макаревич, С. Бугаев-Африка, И. Колесников и С. Денисов, Ю. Александров, Л. Борисов, О. Яковлев, И. Гапонов и К. Котешов, В. Бруй, «Танатос Банионис», Идзуру Мидзутани, Е. Губанова и И. Говорков, М. Федорова, Софья и Северин Инфантэ, В. Григорьев-Башун.

Концепция выставки позволяет задуматься над многообразием смысловых уровней понимания этих образов: врата со всем сопутствующим ассоциативно-метафорическим рядом отсылают к возвышенному, духовному, метафизическому; двери знаменуют снижение интонации, обращенность если не к бытовому, то к земному. Образы «врат и дверей», глубоко укорененные в культуре, становятся «входом» в живописное пространство, в пространство картины, арт-объекта.

В последнее время наука об искусстве обращает все большее внимание на «правила созерцания». Глаз, воспитанный на классическом искусстве, легко переходит из реального в отображенное и обратно, через своеобразное «предпространство». Это и есть двери, ворота в Картину. Открытые — в случае с «классической картиной». Полузакрытые, а то и заколоченные, требующие усилий или иных ключей, — в случае с произведениями иного, например, беспредметного, типа.

Произведения, из которых составлена экспозиция, условно можно разделить на три категории: спиритуально-религиозную, сюжетно-тематическую и миметически-предметную. Это основные линии навигации, помогающие ориентироваться в представленном материале.

Экспозиция выставки начинается во дворе Мраморного дворца, где у самого входа в музей построен дом-объект «Ротонда» Александра Бродского из Пермского музея современного искусства. «Ротонда», по замыслу автора, предназначена «для того, чтобы войти, развести огонь в очаге и любоваться пейзажем». Пейзаж входит в интерьер со всех сторон благодаря дверным проемам, составленным в стену. Поднимаясь по лестнице Мраморного дворца на третий этаж, зритель встречает другие интерактивные экспонаты выставки, объекты «Вход и выход» (2010) Ивана Говоркова и Елены Губановой, «Closed» (2009–2010) Ольги Татаринцевой и Олега Татаринцева.

Религиозная тематика на выставке представлена прежде всего экспонатами древнерусского искусства. Это — Царские врата, Боковая дверь иконостаса XVI века, поступившая в Русский музей в 1913 году из собрания Н. П. Лихачева, и икона «Богоматерь Непроходимая дверь» (Сольвычегодск, XVII в). В христианской трактовке Врата символизируют вход в Царствие Небесное в эпитетах «Дверь Спасения», относящихся к Богородице («Радуйся, двере едина…») или Христу («единая Дверь Спасения»), а также в соответствующем оформлении Царских врат в храме. Разделяя мир земной и горний, суетный и сакральный, мир грешных и праведных, двери своими изображениями призывали совершить переход не только физический от одного состояния к другому, но прежде всего внутренний, способствовали очищению и совершенствованию. Нередко к религиозной тематике обращаются и современные художники. Андрей Мишин выполнил из бронзы массивные «Храмовые двери» (2009–2010) для домового храма в Малых Ижорах, Владимир Козин («Ад» и «Рай», 2009) собирает образы рая и ада из традиционных для него «бедных» материалов.

В современном искусстве достаточно распространена апелляция к архаическим ритуальным практикам — художники Иван Плющ и Ирина Дрозд в композиции «Маски смерти» (2010) вовлекают зрителя в некое обрядовое действие. Несколько больших — в рост человека — масок, расположенных одна за другой, играют символическую роль ворот, чрез которые возникает личность как носитель неких социальных знаков. Группа «Танатос Банионис» в объекте-ширме задействовала философско-культурный пласт представлений о вратах, пути и переходе, накопленный традициями Востока в целом и военным опытом Японии середины ХХ века в частности. Работа Юрия Александрова, сосредоточена на фрагменте человеческого потока — предстоящих, освященных ситуацией преодоления, готовых подвижнически «взять» невидимый проем в новое пространство и время, Сходный высокий слог избирает Вильям Бруй в живописной серии «Этрус», где отчетливо читается мотив арки. Художники находят сакральную символику в обыденных предметах и объектах: В инсталляции Ильи Гапонова и Кирилла Котешова безликие шкафчики шахтеров для хранения одежды в бытовке становятся участниками ежедневного ритуала смертельно опасного труда. В инсталляции «Родители» Евгений Гор представляет процессы рождения и умирания как прохождение через мистическую дверь. В контурных объектах Марины Фёдоровой — очертаниях людей с крыльями — каждый человек становится также дверью для другого.

Обратная сторона религиозного пафоса также традиционна для художнического сознания, образ двери подразумевает как соблюдение, так и преодоление неких границ. Инсталляция «Рождение агента» Сергея Бугаева (Африки) стала результатом его совместной акции с Сергеем Ануфриевым: проникнув в скульптуру Веры Мухиной «Рабочий и Колхозница» через дверь, расположенную под юбкой колхозницы, они символически лишили девственности один из главных символов СССР. Олег Кулик открывает вход вечным философским поискам своей видеоскульптурой «В глубь России», используя анатомию коровы и не случайно избирая это священное для многих этносов животное.

Вторая линия навигации — сюжетно-тематическая. В XVIII веке изображение двери чаще всего не имеет специальной семантической нагрузки: это часть окружающей среды. В начале XIX века этот мотив приобретает символическое звучание. Особое место в контексте интересующей нас темы занимает творчество Василия Верещагина, в частности его историко-этнографическое полотно «У дверей мечети» (1873). Русская реалистическая школа склонна трактовать все задверное как лучшее — более счастливое, обустроенное, надежное. Герой Николая Богданова-Бельского с надеждой на будущее стоит на границе, оставив за спиной уже освоенный им мир («У дверей школы», 1897), или на крыльце старого, требующего ремонта дома, куда заглядывает солнечное, мирное завтра (Александр Лактионов «Письмо с фронта», 1962).

К сюжетной категории также относятся работы Владимира Шинкарева («Гость»), Игорь Макаревича, Виктора Пивоварова, Дмитрия Шорина, Зорикто Доржиева, Михаила Карасика. Мотив триумфальной арки звучит у Владимира Духовлинова («Арка Тита»), а также у Павла Филонова («Нарвские ворота», 1929). Дверь как предмет показа начинает трансформироваться и становится оптической ловушкой у Леонида Борисова, схемой футбольных ворот у Анатолия Белкина, банальным подземным переходом у Валерия Потапова, «стенкой» из защитников ворот на фотографии Виты Буйвид.

Третья линия навигации — миметически-предметная. Цикл работ Михаила Рогинского 1960-х годов с изображением обыденных, бытовых предметов был завершен изготовлением настоящей трехмерной двери, через которую художник искал выход к подлинности художественного произведения. Вадим Воинов включает найденную дверь в коллаж «Штативы»; Инал Савченков пишет картину «Китобои» на двери своей мастерской. Калитка в саду Георгия Молчанова также становится произведением — скульптурой «органического» направления, посвященной памяти Михаила Матюшина. Антон Успенский в серии фотографий «Телесная архитектура» (2007) сосредотачивается на исторических особенностях двери и следах, оставленных временем. Такие качества двери, как двойственность (вход — выход), непредсказуемость, обыгрываются в работах Марии Кошенковой, Ивана Колесникова и Сергея Денисова, группы «Milk&Vodka», Антона Чумака, Ани Жёлудь, Марины Алексеевой, Александра Джикия, Людмилы Беловой и других.

Источник: пресс-релиз ГРМ